Интернет-медиа без лицензии предложили регулировать
Нишевые проекты заставят работать по стандартам
Small media не дают покоя большим конкурентам. В недрах Института развития интернета созрела идея отрегулировать интернет-издания без лицензии СМИ. Участники организации обратили внимание на ресурсы, которые не зарегистрированы в Роскомнадзоре, но занимаются размещением новостного контента и имеют полноценные редакции.
Наталья Ростова: "Поменяется президент — мгновенно сменится главный герой"
Во время летних каникул в сети появился новый ресурс — «Рождение российских СМИ. Эпоха Горбачева (1985—1991)» — масштабное и хорошо систематизированное собрание документов, интервью, свидетельств, фотографий, видео и текстовых материалов по важнейшему периоду нашей новой истории, по сути — мультимедийная энциклопедия перестроечных медиа. Анна Голубева поговорила с автором проекта — журналистом Наталией Ростовой.
— Ваша работа приурочена к 25-летию с момента отмены цензуры в наших СМИ. Сейчас цензура в них де-факто возвращается. Почему, как вам кажется, мы это так легко допустили? Или не легко?
— С одной стороны, трудно сказать, что легко. Все же для того, чтобы то НТВ превратилось в это НТВ, понадобилось целых три генеральных директора и столько лет работы... С другой — да, легче, чем хотелось бы. Но, поспорьте со мной, не оттого ли это, что мы не выходили массово на улицу с требованиями освободить советские СМИ, а пришел освободитель, который сказал: «Так, товарищи, нам нужна гласность, давайте-ка начнем процесс критики и самокритики»? «Что-что, простите, вы сказали?» — послышалось с задних рядов. Ведь стоит все же признать, что за спиной всех самых отважных главных редакторов стоял Александр Яковлев, правда? Со своими представлениями о прекрасном, со своими «можно» и «нельзя», но именно они, несколько членов Политбюро, служили прикрытием для СМИ, понимаете, — от других членов Политбюро. А массовые митинги в защиту СМИ начались только в 91-м, когда люди вышли на улицу защищать «Взгляд» от Леонида Кравченко (руководитель Гостелерадио, закрывший популярную передачу «Взгляд». — Ред.), когда появился Фонд защиты гласности, когда уже отменена была шестая статья конституции, когда уже был принят закон «О печати». И все это — только через шесть лет от начала заявлений сверху о необходимости гласности, свободы слова, демократии.
— Значит, медиа и те, кто их делает, по сути, не оценили этот подарок — свободу, спущенную сверху?
— Значит. Я думаю, что да, значит, и значит, что мы — очень неблагодарные. Мы как общество еще оценим его, но, к сожалению, будет слишком поздно. Горбачев не пришел к нам со свободой СМИ в понимании первой поправки к Конституции США (о невозможности издавать законы, ограничивающие свободу прессы). Откуда бы это представление у него взялось, если десятилетия пресса была средством пропаганды? Он не готов был, как я сейчас вижу, к тому, что СМИ, которым он дал свободу, станут в конце концов критиковать его лично. Правительственные СМИ отвратительно вели себя во время всех главных катастроф эпохи. Все же нужно помнить, что Горбачев — советский лидер, член партии с 1953 года, рожденный аж в 1931-м, по рукам и ногам связанный товарищами из Политбюро, это коллективный орган принятия решений. Тем удивительнее его личное участие в процессах раскрепощения СМИ, снятия кино с полок, разрешения запретных прежде публикаций, открытия запрещенных прежде имен, разрешения выезда за рубеж, организации свободных выборов, дозволения массовых протестных демонстраций, освобождения предпринимательства и так далее, и так далее, и так далее... Я счастлива, что мне это удалось понять еще при его жизни. Я поняла, что никаких нынешних либералов и сторонников свободных СМИ не было бы, не приди Горбачев к власти.
А молодежь не знает этого и, как вы видите, часто и знать ничего не хочет. Коллегам постарше тоже часто это неинтересно. «Горбачев — это слишком скучно», — написала мне одна прекрасная коллега, лучшие свои годы работавшая при Ельцине. А «старики» — из тех, кто выжил во всех идеологических баталиях и до сих пор остается еще работать в СМИ, — слишком заняты нынешней повесткой, чтобы вспоминать, что там было тридцать лет назад. Тут у них вновь к штыку приравняли перо, выжить бы в этих условиях.
— А почему вы, действующий журналист, решили в нынешних условиях заняться историей медиа?
— Потому что было интересно. Потому что нас нынешних не понять без прошлого. Потому что оттуда очень многое пошло. Потому что Горбачев дал свободу, о чем многие либо не хотят помнить, либо не знают. Потому что была такая возможность, очень счастливая.
— То есть вам перестало быть интересно писать о том, что с нашими СМИ происходит сейчас?
— В некотором смысле писать уже особо не о чем. Какое-то время назад я писала про телевизор, про то, о чем они там нам говорят, но потом утратила к этому интерес. Непонятно мне стало, для кого писать. Те, кто верит ему, во мне не нуждаются, кто не верит, давно его не смотрит. В тысячный раз говорить, что этот телевизор уже не тот, что раньше? Можно выискивать алмазы, но мне перестало это быть интересным. Писать о других аспектах СМИ, наверное, возможно, но все же надо предпринять усилие, чтобы понять, о чем именно. Есть героические коллеги, которые продолжают обозревать наши СМИ, но они по-другому, значит, это видят и чувствуют.
— Как и почему возникла идея сделать проект о СМИ эпохи Горбачева?
— В Slon.ru, где я работаю с 2009 года, мы придумали как-то рубрику «Клуб бывших главных редакторов» — чтобы поговорить о журналистике, которая была в нашей стране. Сейчас там около семидесяти интервью с теми, кто руководил СМИ с конца 80-х до нынешнего времени.
В 2011 году я подала заявку на стипендию имени Галины Старовойтовой в Институте Кеннана. Хотела как-то систематизировать опыт рассказанных мне историй. Долго не понимала как, пыталась писать сразу про все 30 лет, зарылась в материале, а потом поняла, что будет достаточно, если я сделаю одну эпоху, но так, чтобы я сама осталась довольна. Пришла идея жесткой хронологии. И, кажется, я в итоге довольна.
Я, например, не знаю, требовал ли Путин от Венедиктова хоть раз всерьез уволиться, действительно не знаю. А от Старкова Горбачев требовал. И, представляете, Старков не сложил руки, устроил бучу и остался на своем месте. А это ведь было требование целого генерального секретаря ЦК КПСС!
— Сколько времени вы над этим проектом работали?
— Формально начала в самом конце 2011 года, как раз в момент начала протестов. Неформально — весь предыдущий журналистский опыт к тому, думаю сейчас, и вел.
Весь 2012-й провела в Библиотеке Конгресса, где есть хорошие коллекции нашей прессы. Сидела в Вашингтоне на нулевом километре, смотрела советский телевизор, читала книжки, газеты и журналы, и наши, и американские. В некоторых случаях очень помогала именно американская печать — у нее не было цензурных ограничений, в отличие от нашей, и о происходившем у нас иногда можно понять лучше по The New York Times (ежедневная газета в США. — Ред.), чем по прессе российской. Продолжала писать и в 2013-м, и в 2014-м и никак не могла закончить. В какой-то момент меня поддержали факультет медиакоммуникаций Высшей школы экономики и фонд «Либеральная миссия», что позволило мне продолжать работать над проектом, а не над текущей повесткой дня (тут еще раз надо сказать спасибо за поддержку бывшему главному редактору «Слона» Андрею Горянову, так отчаянно в меня верившему). Все это время трудно было объяснять людям вокруг, чем я занимаюсь, тяжело было и вариться в собственном соку столько времени, но выхода не было — я продолжала читать и собирать факты о прошлом. А последние полгода были битьем головой о стену в судорожных попытках найти тех, кто может это выложить в сеть. Но в итоге нашлись невероятной души разработчик —github.com/katspaugh, дизайнер Алексей Бурсаков и компания СМИ2, они очень помогли в создании проекта. За что им громадное спасибо.
— На какую аудиторию этот ресурс рассчитан? Вы имели в виду широкого читателя — или все-таки специалистов в первую очередь?
— Прежде всего я думала о коллегах-журналистах, которые либо жили тогда, либо интересуются тем временем. О студентах, которые почему-то все еще собираются быть журналистами. О тех, кто не застанет ни нас с вами, ни эти СМИ. А также о «широком круге читателей», как это принято называть, включая политологов и академическую публику... На большую аудиторию я точно не рассчитывала и не рассчитываю. Как мне сказали в одном издании, «никого, кроме академической среды, не волнует уже, что было с медиа в перестройку» (сказано было более брутально, но мы же для СМИ разговариваем?). Я понимаю, что история для многих ныне действующих журналистов начинается с момента их появления на свет, поэтому рассчитывала на небольшое количество людей даже в этой узкой среде. Но есть, думаю, те, кому все же интересно, каким именно образом в абсолютно закрытом обществе рождается идея освободить СМИ. Их мне достаточно, и спасибо им.
— Это изначально задумано как сетевой ресурс или идея такой формы возникла уже в процессе?
— Я долгое время думала о книге. Бумажную версию я в своей голове вижу, но понимаю, что это совершенно некоммерческая и очень дорогая для издательств история, и вряд ли она возможна, особенно в период обвала рубля. Я даже разговаривала с одним издателем, на которого меня натравил один из мне сочувствующих, но этому издательству, как я поняла, не понравились ни идея, ни форма. Никаких претензий, им это продавать как-то надо. И все же я поняла, что структура, которая однажды мне пришла в голову, имеет в виду природу интернета с гиперссылками, тэгами, активным индексом, с возможностью бродить по сайту, искать события и по дате, и по теме, и по людям, смотреть видео и увидеть громадное количество документов, почитать интервью. Такого объема ни одна бумага не стерпит. Так что теперь я говорю, что проект под условным названием «книга» окончен.
— Вот вы начали близко знакомиться с документами и свидетельствами того времени. Что-нибудь было для вас новым, неожиданным? Что особенно впечатлило?
— Меня поразила все же степень былого контроля за СМИ, степень вмешательства Политбюро в процесс производства букв, совершенно удивительная на фоне происходящих за окном событий. Мы, конечно, знаем, что существовала цензура, все было под контролем, особый советский шик был — написать между строк так, чтобы дать понять, что имел в виду на самом деле. Но когда ты видишь, как Горбачев на Политбюро говорит о том, что пора бы оценить деятельность Хрущева, и только после этого появляются в прессе статьи о нем, через 20 лет замалчивания имени, то понимаешь, насколько страна зависит от ее руководства. Я сейчас могу понять мозгом, что статья Нины Андреевой — это схватка бульдогов под ковром, что она — лишь повод, но принять на уровне здравого смысла, что целое Политбюро заседает по поводу статьи в газете два дня, трудно. Они там что, с ума сошли? Это же просто статья! Но нет, это было, и именно так это было. Что, кстати, еще раз доказывает: мы живем в стране, где слово очень много значит. Больше ли того, что оно на самом деле стоит? Это вопрос.
Можно поклоняться любым идолам, но даже культ Ленина будет разоблачен. Можно сколько угодно скрывать потери от военных действий, ведущихся нами за границами нашей страны, но наступает момент, когда генерал армии Алексей Лизичев отправляется на пресс-конференцию и объявляет о жертвах войны в Афганистане. Можно клеймить оппонентов, но в конце концов они станут народными героями, а их предложения — государственной политикой.
К Михаилу Сергеевичу я стала относиться значительно лучше, чем до начала работы. Просто пришло окончательное понимание того, что он подарил нам свободы, которых мы не очень, как страна, ждали. Со мной многие, наверное, захотят поспорить, особенно из тех, кто застал то время журналистами, но посмотрите, сколько решений сверху было принято, чтобы раскрепостить прессу, сколько лет еще мы бы могли сражаться с цензурой, отмененной в итоге благодаря его приходу к власти. Он двинул этот заржавевший поезд, который дальше пошел сам, на ходу пытаясь поменять детали. И СМИ в итоге ощутили настоящую свободу. А когда это было в России в последний раз?
Поразило еще, что так много времени уходит у нас на то, чтобы мы могли признать правду, и это касается всего на свете. Десятилетия лжи — это горе нашей страны, это покалеченные судьбы и души, многие люди умерли, так и не добившись правды. Но, как это видно из истории, в конце концов правда торжествует. Можно поклоняться любым идолам, но даже культ Ленина будет разоблачен. Можно сколько угодно скрывать потери от военных действий, ведущихся нами за границами нашей страны, но наступает момент, когда генерал армии Алексей Лизичев отправляется на пресс-конференцию и объявляет о жертвах войны в Афганистане. Можно клеймить оппонентов, но в конце концов они станут народными героями, а их предложения — государственной политикой. Я Андрея Сахарова имею сейчас в виду. А тех, кто врет, презирают и те, и другие. Пафосно, да?
— Вы говорите, что, работая над проектом, личных оценок старались избегать. А теперь можно спросить — что для вас лично значит это время? Вы его помните?
— Я в первый класс пошла в 85-м году. Слово «перестройка» услышала тогда же, когда Витя Петров, единственный из класса, смог ответить на вопрос учительницы, что это за такая новая политика партии. Как все дети, читала «Пионерскую правду», «Костер» и «Пионер», позже выписывала кучу других изданий. Бывали у нас политинформации, еще застала. Но мое поколение — это люди, у кого «Архипелаг ГУЛАГ» и Варлам Шаламов уже были в школьной программе. Я помню, как на книжном развале в Чебоксарах мне попался изданный в Энн-Арборе Бродский, и ни за покупку, ни за продажу, конечно, уже не сажали. Нашим героем был Владислав Листьев. Так что свобода для меня была данностью, а несвобода — фактом истории. И я предположить не могла, что в середине десятых годов двадцать первого века еще застану Вадима Медведева, главу идеологической комиссии ЦК КПСС, который принимал решения по изданию Солженицына.
Но думаю, что мои оценки не важны. Мне было важно сказать правду обо всем, что я накопала, вне зависимости от того, люблю я лично больше Горбачева или Ельцина, того редактора или этого. И если есть ценность у этой работы, то она — в попытке дать всю разноголосицу мнений об очень непростом времени и о человеке, который стал невероятным исключением в наших палестинах.
— Как вам кажется, это время — перестройка — было интереснее нашего?
— Ох, нет, не скажу. Пусть сравнивают те, кто застал эти времена в сознательном возрасте. По моим ощущениям, тогда был воздух надежды и веры в будущее, а сейчас его нет совсем. Тогда в журналистику стремились, это было очень почетно и престижно, а сейчас бегут из нее, сверкая пятками. Нынешнее поколение журналистов жаль — они не могут ощутить того упоения свободой, которое было тогда. То, что я лично как журналист застала уже на излете, но все-таки помню.
«Свобода прессы» все же тогда была интенцией, а теперь вас сами работники СМИ начнут убеждать, что свободы не бывает нигде. А какой вывод из этого следует? К ней не надо стремиться, правда? Если ее нет? И объективности не бывает нигде, скажут вам большинство наших с вами коллег.
— А есть ли какие-то параллели между ситуациями в медиа тогда — и теперь?
— Указы президента, которыми регулируется сфера СМИ, начались тогда. Назначения главных теленачальников указами — тогда, назначения по согласованию с Кремлем — еще раньше, совещания главных редакторов на Старой площади в Москве — тогда. Только тогда это был ЦК, а сейчас — администрация президента. И тогда, и сейчас главное лицо страны может наорать на главного редактора в присутствии остальных, зачастую крайне злорадных, коллег. Тут можно строить параллели между Владиславом Старковым (в 1978—2001 гг. возглавлял газету «Аргументы и факты», одно из самых популярных СМИ времен перестройки. — Ред.) — и Алексеем Венедиктовым. И тогда, и сейчас телевидение было осознанно менее свободным, чем печать. И тогда, и сейчас СМИ апеллируют к государству больше, чем хотелось бы для сохранения их независимости. И тогда, и сейчас и власть, и оппозиция рассматривают СМИ как ресурс. Борьба Бориса Ельцина за создание системы российских, то есть республиканских, а значит — своих, СМИ не напоминает вам желания создать «добрую машину пропаганды»? (Я не говорю о параллелях между той борьбой с привилегиями и нынешней борьбой с коррупцией.) Это общие черты, грубо нарисованные, а дальше много нюансов. Я, например, не знаю, требовал ли Путин от Венедиктова хоть раз всерьез уволиться, действительно не знаю. А от Старкова Горбачев требовал. И, представляете, Старков не сложил руки, устроил бучу и остался на своем месте. А это ведь было требование целого генерального секретаря ЦК КПСС!
Цензура тогда была официальной, но страна двигалась в сторону раскрепощения СМИ. А сейчас их очевидно душат, планомерно, методично, давно, при том что официальной цензуры пока еще нет. Тогда это был авторитарный режим, заявивший о движении к демократии, а сейчас мы, не построив демократии, очень жаждем тоталитаризма. Тогда на самом верху говорили о жертвах сталинских репрессий, а теперь — об эффективности этого «менеджера».
— Когда, по-вашему, работа журналиста была сложнее — во время перестройки или теперь?
— Не знаю. Тогда было уникальное время — освобождение от ненавистных учредителей, иногда за счет самих учредителей. Некоторые исследователи период 1990—1991 годов называют золотым веком нашей прессы.
«Свобода прессы» все же тогда была интенцией, а теперь вас сами работники СМИ начнут убеждать, что свободы не бывает нигде. А какой вывод из этого следует? К ней не надо стремиться, правда? Если ее нет? И объективности не бывает нигде, скажут вам большинство наших с вами коллег. Я помню, как вычитала в книге Эллен Мицкевич, лучшей, на мой взгляд, исследовательницы наших СМИ (американский профессор, политолог. — Ред.), ее удивленную ремарку — в довольно длинном профессиональном этическом кодексе российского журналиста 1994 года не было слов о том, что журналист должен стараться быть объективным. Мы сколько угодно можем спорить о том, что это прописывать бессмысленно, но если в уже написанном кодексе этих слов нет, то это все же показатель, правда? Я, впечатленная, несколько раз разговаривала на эту тему с разными коллегами, доходя до криков, естественно. Бесполезно. Мы не верим, что есть стандарты, которым мы можем дать себе труд следовать, мы убеждены, что клятвы ничего не значат, — хотя у нас в языке существует такое слово, как «клятвопреступление», — мы считаем, что хартии и кодексы бесполезны. «Я — владелец своего слова: слово дал, слово взял». Но чему мы тогда удивляемся, говоря о нынешнем состоянии прессы?
— Вы пишете о перестроечных медиа: «СМИ были инструментом проведения реформ и изменения страны». А как бы вы охарактеризовали роль наших СМИ сегодня?
— Инструмент подавления, контроля, инструмент войны, инструмент устрашения. «Информационная заточка», о которой так долго твердили некоторые руководители СМИ (так и хочется сказать — «большевики»), наконец стала завершенным и совершенным орудием.
— Вы разделяете мнение, что за относительно короткий период этой самой заточки журналисты в России несколько разучились профессионально работать?
— Тех, кто умел, выдавили. Множество профессиональных людей маются без работы вообще или без достойной работы. Пришла новая смена. Послушайте, у нас президент у власти 15 лет уже. Есть люди в профессии уже сегодня, кто никого, кроме Путина, как главу государства не застал. (Мы сейчас не будем о местохранителе всерьез, правда?) Но и среди этой молодежи есть те, кто хочет работать иначе, чем мейнстрим.
— Получается, нам опять не помешала бы перестройка.
— Перестройки хотелось бы, да вряд ли наши желания сбудутся. Риторику, впрочем, поменять легко, это мы видим по главным телеведущим. Поменяется президент — мгновенно сменится главный герой, переключится тумблер. Посмотрите, как быстро Медведев стал великим президентом. Но разруха, как известно, в головах, и от смены вывески ничего не изменится.
— Опыт перестроечных медиа — он может оказаться полезным?
— Он может быть полезным, если появится возможность поменять систему управления, владения и контроля за СМИ. Начать можно, например, с разгосударствления СМИ, провести международную конференцию в Москве с приглашением экспертов, юристов, теоретиков, ветеранов и участников рынка. Так ее и назвать: «Индустрия СМИ. Разгосударствление». Три дня,Ritz-Carlton. Смешно пошутила?
— Есть ли что-то в сегодняшних российских медиа, что вас радует?
— Мало что, но все же существует некоторый круг главных редакторов, не готовых к навязанным правилам игры.
— Будете дальше заниматься практической журналистикой или подадитесь в исследователи?
— Я пока учусь, а там посмотрим. Никогда не говори «никогда».
Текст Анна Голубева
Алексей Волин: "Будем бить пиратов по всем местам, особенно по чувствительным"
По каким местам будут бить пиратов, что произойдет с интернетом в 2016 году и почему всем нужны генералы, а не водопроводчики, рассказывает Алексей Волин, замминистра связи и массовых коммуникаций.
— Два ярких события произошло в интернет-сфере в последнее время, одно создали вы сами, другое случилось помимо вашей воли — новый дизайн «Кинопоиска» вызвал возмущение миллионов. Что там такого не понравилось, что привело даже к уходу людей из компании?
Роботы в журналистике
Какие зарубежные СМИ уже используют алгоритмы для создания контента?
В конце октября «Яндекс» сообщил, что в следующем месяце запустит информагентство, писать новости в котором будут не люди, а роботы. Изначально это будут сообщения о погоде, пробках и поисковых трендах. Алгоритм будет создавать заметки о них с помощью систем мониторинга и анализа данных. «Яндекс» уже поставляет некоторым СМИ информацию о пробках, сгенерированную роботами.
«Яндекс» — не первая ИТ-компания, которая предлагает СМИ такое решение. Американские издания публикуют новости, созданные с помощью алгоритмов, с 2012 года. theRunet собрал наиболее значимые проекты по роботизации журналистики.
Будущее Медиа
В конце года по традиции принято подводить итоги и делать прогнозы на будущее. При этом лишь единицы (гадалки и ведуньи не в счет) позволяют себе заглянуть не только в 2013-й, а на целые десятилетия и даже столетия вперед. Мы решили рассказать о некоторых из них. Не о фантастах и абстрактных футурологах, а о тех, кто специализируется на профессиональных прогнозах и форсайтах, и о тех, кто собственными руками это будущее создает. Медиааналитик Василий Гатов поделился своими прогнозами в интервью «Московским новостям».
Радио США как пример индустриального лидерства
Радио в США стало СМИ-компромиссом – его слушают и взрослые, и молодёжь.
Любопытными исследованиями поделились в США – радио остаётся популярным СМИ и у взрослых, и у молодёжи. Второе место удерживает телевидение. В докладе исследовательской компании Nielsen сообщается – радио слушает 93 процента взрослой аудитории (от 18 до 35 лет) или 223 млн человек еженедельно! Такие данные приводит Nielsen в качестве отчета за первый квартал 2015 года.
Логотип исследовательской компании Nielsen
Радио сохраняет популярность среди СМИ Америки: эксперты заверили представителей радиоиндустрии – их СМИ до сих пор востребовано. На втором месте находится телевидение (87% - 209 млн). А смартфоны и прочие гаджеты занимают третью строку в рейтинге СМИ (70% - 167 млн).
Любопытно, что согласно исследованию, радио одинаково интересно и взрослой, и молодёжной аудитории. Поэтому рекламодателям не придётся думать, какое СМИ выбрать, если они хотят привлечь внимание нескольких поколений. Жители США тратят пятую часть своего времени на прослушивание радио.
Компания Nielsen – ведущая социологическая маркетинговая компания в Америке. Эксперты делятся информацией о том, что люди смотрят, слушают и покупают.
Текст Евгения Белоусова
Медиаитоги года - версия "Ведомостей"
Крупнейшая сделка, самый нашумевший проект, судебный процесс, главная отставка и назначение 2015 года – версия «Ведомостей»
Сделка года
Крупнейшей сделкой на российском медиарынке стала покупка российского сервиса бесплатных объявлений Avito (сейчас самый быстрорастущий сервис такого рода в мире) южноафриканским медиахолдингом Naspers. Он увеличил пакет в Avito c 17,4 до 67,9%. За дополнительные акции Naspers заплатил $1,2 млрд, а всю компанию оценил в $2,7 млрд – в 35 раз больше ее выручки за 2014 г. ($76,5 млн). Avito оценили лишь в 1,6 раза дешевле «Яндекса», хотя выручка поисковика на два порядка выше, чем у Avito, – 50,8 млрд руб. ($1,3 млрд) в 2014 г. Компания только ввела плату за размещение объявлений, а значит, ее доходы будут расти.
Ноам Хомский: источников реальных новостей становится меньше
Три десятилетия назад Ноам Хомский (профессор лингвистики в Массачусетском технологическом институте, автор генеративной лингвистики, наиболее успешной лингвистической концепции XX века — Roem.ru), который, по мнению одних, является самым гениальным и смелым из живущих сегодня интеллектуалов, а по мнению других относится к теоретикам антиамериканского заговора, представил резкую критику западных корпоративных СМИ в своей влиятельной книге «Manufacturing Consent» («Производство согласия»), написанной в соавторстве с Эдвардом С. Херманом. Когда я был подростком, книга сильно повлияла на восприятие мной мейнстрим-СМИ и в некотором отношении имела решающее значение в запуске Byline совместно с соучредителем Даниэлом Тудором. Мы полагали, что убрав рекламодателей и политическую ангажированность владельцев медиа, народное финансирование способно демократизировать медийный ландшафт и поддержать независимую журналистику.
В книге «Manufacturing Consent» Ноам Хомский утверждает, что западные корпоративные СМИ структурно связаны с «производством согласия» в интересах доминирующих, элитных групп в обществе. При помощи «фильтров», которые определяют, что должно стать «новостями» — включая владение СМИ, рекламу и информационную атаку, он показывает, как в якобы демократическом западном обществе пропаганда может проникать в «свободные» СМИ через самоцензуру. Тем не менее, с тех пор многое изменилось. Появился Интернет. Так называемые «классические» СМИ, которые по мнению Хомского «производили согласие», терпят крупные финансовые убытки. Подвергся ли анализ Ноама Хомского изменениям? Недавно я взял у него интервью в офисе Массачусетского технологического института, чтобы узнать его точку зрения о текущем медийном ландшафте.
***
Сын Юн Ли: Двадцать семь лет назад, в книге «Manufacturing Consent» вы написали, что главная роль СМИ в западных демократических обществах состоит в мобилизации общественной поддержки интересов элиты, которая управляет правительством и частным сектором. Тем не менее, многое с тех пор изменилось. В частности, можно утверждать, что Интернет радикально децентрализовал власть и подорвал мощь традиционных СМИ, а также привел к росту гражданской журналистики. К примеру, новости о Фергюсоне (имеются ввиду печально известные беспорядки — Roem.ru) появились на Twitter раньше, чем они были подхвачены медиа-организациями. Сделал ли Интернет вашу «Модель пропаганды» неактуальной?
Ноам Хомский: На самом деле, у нас есть обновленная версия книги, которая появилась около 10 лет назад. В ее предисловии мы как раз и обсуждаем этот вопрос. Думаю, я могу говорить и за своего соавтора, прочитайте введение, мы упоминали это. Есть и другие [изменения], такие, как сокращение числа независимых печатных СМИ — ситуация, четко бросающаяся в глаза.
Мы считаем, базовый анализ существенно не изменился. Да, Интернет предоставляет возможности, которые не были легко доступны прежде. И вместо того, чтобы пойти в библиотеку делать исследование, вы можете просто открыть свой компьютер. Обнародовать информацию стало определенно легче, распространять информацию можно по разным каналам. Все это открывает новые возможности и располагает своими недостатками. Но по большому счету, система сильно не изменилась.
Сын Юн Ли: Эмили Белл, директор Центра цифровой журналистики им. Тоу Колумбийского университета, в своем недавнем выступлении в Оксфорде сказала следующее: «Новости больше не принадлежат ньюсмейкерам. Пресса больше не является свободной прессой и потеряла контроль над основными каналами, через которые новости доходят до читателей. На общественность в настоящее время оказывает влияние небольшое число частных компаний, базирующихся в Силиконовой долине». Почти весь контент теперь публикуется на социальных платформах, и о том, как создаются и распространяются новости стоит спросить не Руперта Мердока, а Ларри Пейджа и Сергея Брина из Google или Марка Цукерберга из Facebook. «Производят» ли они согласие как и их коллеги из так называемых «классических» СМИ?
Ноам Хомский: Ну, в первую очередь, я не согласен с общим утверждением. Скажем, если я сейчас захочу выяснить, что происходит на Украине, или в Сирии, или Вашингтоне, я прочту The New York Times, другие национальные газеты, я посмотрю информацию у Associated Press, я почитаю британскую прессу и так далее. Я не буду ориентироваться на Twitter, потому что он мне ничего не даст. Он покажет мнения людей о многих вещах, но очень кратко и поверхностно, — ключевой информации я там не найду. И мне кажется, что всё в точности до наоборот: источники новостей стали уже.
Возьмем Бостон, где мы с вами сейчас находимся. В Бостоне была очень хорошая газета — The Boston Globe. Ее по-прежнему печатают, но это лишь слабое подобие того, чем она была двадцать или тридцать лет назад. У нее были бюро по всему миру, хорошие корреспонденты, и одно из лучших освещений событий Центральной Америки во время войны в Центральной Америке, и хорошее критическое освещение местных событий, и охват многих других тем. Подойдите к газетному киоску и посмотрите на то, что печатают сейчас. То, что вы увидите — это местные новости, статьи информационных агентств, статьи из The New York Times, откуда-то еще, и на этом все.
Во всей стране похожая ситуация, да и, на самом деле, во всем мире. Идет сужение журналистских источников о том, что происходит на земле. Это не означает, что статьи в NYT надо подвергать некритическому чтению, или статьи в The Guardian или The Independent, или где-либо еще. Конечно, их надо читать критически, но, по крайней мере, они есть. Есть журналисты там, где случаются основные события, но теперь их меньше, чем раньше. Происходит сужение источников новостей.
С другой стороны, присутствует компенсирующий фактор. Теперь (по сравнению с тем, что было двадцать лет назад) можно легко прочесть прессу из других стран. Вместо того, чтобы идти в библиотеку или к газетному киоску на Гарвардской площади с международной прессой, я могу прочитать новости в Интернете.
Есть много разных эффектов. Я уверен — Силиконовая долина и, например, Google, пытаются производить согласие. Если вы хотите купить какой-то товар, вы, к примеру, смотрите информацию о нем в Google. Мы знаем, как работает система его поиска. Первые сайты в списке — те, что платят за рекламу. Это не значит, что они самые важные. Но так проявляется их бизнес-модель, которая, конечно же, основана на рекламе, а реклама, по сути, является одним из фильтров [в нашей модели].
Я постоянно использую Google. Я рад, что он есть. Но читая The New York Times, или Washington Post, или Wall Street Journal, стоит понимать, что у них есть способы отбора и формирования материала, который меня интересует, все не просто так. Google и другие платформы проводят колоссальную разведку с целью получить персональные данные о пользователях и их привычках, а также понять, какую информацию предоставлять каждому из них. Они следят больше, чем это делает АНБ.
Сын Юн Ли: В своем эссе «Плохие новости о новостях» Роберт Г. Кайзер, бывший редактор Washington Post, пишет: «Новости подвергаются опасности. Аналогичное происходит и с демократическим правлением, которое находится в зависимости от продуктивных контролирующих новостных СМИ. Как те, так и другие были подорваны изменениями в обществе, нанесенными с помощью цифровых технологий — одной из самых мощных сил когда-либо созданных человечеством».
Не только самые крупные новостные организации, такие как The New York Times и Washington Post (который был продан основателю Amazon за 250 млн. долларов, и это была лишь малая часть от её же стоимости за несколько лет до этого) финансово страдают и не имеют четкого плана по выживанию, но и многочисленные местные газеты на территории Соединенных Штатов и Соединенного Королевства закрываются каждую неделю. Я знаю, вы считаете некоторые из этих организаций «производителями согласия», но как можно финансировать качественную журналистику в наш век цифровой технологий?
Ноам Хомский: А как финансируется BBC?
Сын Юн Ли: Общественностью.
Ноам Хомский: Возьмите Соединенные Штаты. Когда Соединенные Штаты были образованы, первая поправка (имеется ввиду первая поправка к Конституции, обеспечивающая свободу слова и прессы) имела двойную функцию: она освобождала производителя информации от государственного контроля, но она также давала людям право на информацию. В результате, если вы посмотрите на послевоенные законы, вы увидите, что они были разработаны с целью дать государственные субсидии журналам и попытаться достичь широкого спектра мнений, информации и прочего. Модель довольно разумна. И речь здесь идет о концепции отрицательной и положительной свободы. У вас есть только отрицательная свобода, т.е. свобода от внешнего контроля, или же у вас есть положительная свобода — свобода выполнять свои законные цели в жизни — получать информацию. Таким образом, происходила битва, которая велась на протяжении веков.
Сразу после Второй мировой войны в Соединенных Штатах начались дебаты и споры о том, следует ли СМИ выполнять двойную функцию — давать как свободу от определенного объема контроля — что было принято повсеместно — так и право на доступ к широкому спектру информации и мнений. Первая модель, которую иногда называют корпоративным либертарианством, победила. Вторая модель прекратила свое действие. Это одна из причин, почему в США чрезвычайно маргинальный бизнес в области национального радио, по сравнению с другими странами. Это связано с тем, о чем вы спрашиваете — альтернативная модель является общественной поддержкой наиболее широкому кругу информации и анализа. Она, думаю, должна являться основной частью функционирующей демократии.
Сын Юн Ли: Из-за отсутствия хорошей бизнес-модели, новые медиа организаций от Buzzfeed до Vice положили начало так называемой «нативной рекламе» — форме онлайн рекламы, которая стремится обмануть потребителей и убедить в том, что они читают «редакционный» контент, а не оплаченную рекламу. В основном, это касается рекламных статей. Как ни странно, даже прогрессивная газета The Guardian публикует спонсорский контент Goldman Sachs. Каково ваше мнение о естественной рекламе?
Ноам Хомский: Это [естественная реклама] подчеркивает и указывает на проблему, которая является серьезной, хотя и не должна была бы вообще существовать. Зависимость журнала от рекламодателей формирует, контролирует и в значительной степени определяет материал, который представляется общественности. Опять же, если вернуться к нашей книге, это является одним из фильтров.
Задумайтесь — сама идея зависимости от рекламодателя радикально искажает понятие свободной прессы. Если вы задаетесь вопросом о том, что такое коммерческие СМИ, не смотря ни на что — это предприятие. А предприятие всегда производит что-то для рынка. Производители в этом случае, почти без исключения, являются крупными корпорациями. Рынок — это другое предприятие — рекламодатели. Продукт, который представлен на рынке — это читатели (или пользователи), так что это в основном крупные корпорации, которые предоставляют читателей другим предприятиям. Это существенно формирует характер организации.
Вы можете прийти к данной мысли логически, а если исследуете этот вопрос подробно, увидите, что так оно и есть. И то, о чем вы сейчас говорите, указывает на то, что изначально не должно существовать.
Сын Юн Ли: Я был потрясен, увидев, результаты исследования международной PR-фирмы Edelman — могут ли читатели сказать, читают они рекламу или статью … 60% опрошенных не заметили, что читали рекламу.
Ноам Хомский: И это всегда было так. Эффект зависимости от рекламодателя и PR-фирм заметно отражается на том, что печатает СМИ, как в своих новостях, так и в комментариях. А как могло быть иначе, это ведь рынок.
Сын Юн Ли: Не так давно The Guardian и Washington Post обнародовали секретную информацию, переданную им Эдвардом Сноуденом, касаемо слежки Агентства национальной безопасности. Такая отчетность, несомненно, подрывает идею, «интереса элиты» (как вы бы его назвали), который доминирует над правительством и частным сектором. Это событие подрывает вашу пропагандистскую модель или является исключением из правил?
Ноам Хомский: Касаемо пропагандистской модели, обратите внимание — в книге мы ясно объясняем, что это первый шаг — и хороший шаг на пути к правильному функционированию СМИ. Также мы отмечаем, что есть много других факторов. В самом деле, если вы почитаете книгу «Manufacturing Consent», практически треть ее (которую, кажется, никто не читал) сводится к защите СМИ от критики так называемыми организациями за гражданские права — «Домом свободы» в данном случае. Это защита профессионализма СМИ и точности в передаче информации СМИ от суровой критики, говорящей о них как о предателях, подрывающих государственную политику. С другой стороны, нам стоило помнить, что они профессиональны в своем деле.
СМИ не понравилась подобная защита, потому что мы сказали, — а речь шла о Тетском наступлении (наступление коммунистических сил во время войны во Вьетнаме в 1968 году, переломившее её ход) — что репортеры были очень честными, храбрыми, точными и профессиональными, но их работа была сделана в рамках молчаливого согласия с системой пропаганды, бессознательно. Система пропаганды была на уровне «наши действия во Вьетнаме верны и справедливы». Она пассивно поддерживала доктринальную систему. Но, с другой стороны подрывала власть и показывала, что государственные требования ложны.
И возьмем, скажем, открытие Уотергейтского скандала или деловой коррупции. Один из лучших источников информации о бизнес-коррупции — это предприниматель. СМИ довольно часто разоблачает такие дела, но мир бизнеса вполне готов их терпеть. Деловой мир также готов терпеть разоблачение правительства, вмешивающегося в личную жизнь и деловую жизнь, которая их не устраивает, ведь им не нужно сильное и навязчивое государство.
Не стоит критиковать The Guardian и Washington Post за то, что они афишировали материалы Сноудена/Гринвальда — они конечно, должны были это сделать, будучи профессиональными журналистами. Есть много факторов, но мы выбрали факторы, которые посчитали очень значимыми, но не включили все, и по сути, мы дали контрпримеры.
Сын Юн Ли: Вы считаете это в некотором смысле контрпримером?
Ноам Хомский: Это не контрпример, а демонстрация того, что существует и нечто другое. Что вдобавок к основным факторам, есть еще и второстепенные, которые мы обсудили. Например, профессионализм и профессиональная честность, что тоже является фактором.
Сын Юн Ли: Как вы считаете, народное финансирование может помочь сделать журналистику более независимой?
Ноам Хомский: Я думаю, что это хороший общий принцип — почти все, что увеличивает разнообразие и выбор имеющихся СМИ является полезным. Конечно, этот особый подход будет иметь свои проблемы. Как и любой подход. Не существует идеального варианта без каких-либо проблем, связанных с ним, но в целом: чем шире диапазон разнообразия в том, что доступно, тем лучше.
Сын Юн Ли: Скажите, каково ваше мнение о еженедельнике Charlie Hebdo? Каково ваше мнение о принципе «свобода слова при любых обстоятельствах»?
Ноам Хомский: Ну, я считаю, что мы должны решительно поддерживать свободу слова. Я думаю, что одной из хороших вещей в Соединенных Штатах, кстати, в отличие от Англии, является то, что здесь защита свободы слова гораздо сильнее. Но свобода слова не означает отсутствие ответственности. Так, например, я за свободу слова, но если кто-то решил повесить большой баннер на Таймс-сквер в Нью-Йорке, прославляя отправку евреев в газовые камеры, я не думаю, что это должно быть остановлено государством, но я и не одобряю подобное.
Сын Юн Ли: Также, в отношении конкретного инцидента Charlie Hebdo — как вы считаете, карикатуристам не хватало ответственности?
Ноам Хомский: Да, я думаю, что они вели себя как испорченные подростки, но это не оправдывает их убийства. Я мог бы сказать то же самое о многом, что появляется в прессе. Я думаю, безответственность часто играет роль. Например, когда пресса в Соединенных Штатах и Англии поддержала худшее преступление века — вторжение в Ирак. И действие это было намного безответственнее чем ситуация с Charlie Hebdo. Это привело к разрушению Ирака и распространению межконфессионального конфликта, который разрывает регион на мелкие куски. Это преступно. Агрессия является высшим международным преступлением, ведомым международным правом. Поскольку пресса поддерживала эти действия, она вела себя глубоко безответственно, но я не думаю, что прессу стоит останавливать.
Оригинал интервью за авторством Сын Юн Ли (Seung-yoon Lee) размещен на сайте Byline.com. Перевод — Interweb Pro.
"Медиа Капитал" приобрел миноритарную долю в Holodilnik.ru
Совладельцем одного из крупнейших российских интернет-магазинов Holodilnik.ru (выручка по итогам 2012 года — 8 млрд руб.) стал инвестфонд "Медиа Капитал". В обмен на миноритарную долю ритейлера покупатель обещает провести масштабную рекламную кампанию (media for equity), стоимость которой может составить 300-450 млн руб. Это первая подобная сделка в рунете.
Главные люди в медиа и рекламе
Портал Adweek назвал сотню лидеров мировой индустрии коммуникации
Рейтинг самых влиятельных лидеров в маркетинге, СМИ и технологиях, опубликованный Adweek, возглавили соучредитель Google Ларри Пейдж, генеральный директор Apple Тим Кук и соучредитель Facebook Марк Цукерберг. Кроме Пейджа, Кука, Цукерберга в рейтинг попали председатель Walt Disney Роберт Иджер, генеральный директор Procter & Gamble Алан Лафли, председатель киностудии «21st Century Fox» Руперт Мердок и многие другие.
1. Ларри Пейдж
Генеральный директор, соучредитель Google
Прибыль: $66 миллиардов
Сотрудники: 53,600
17 лет назад Ларри Пейдж совместно с Сергеем Брином разработали и основали поисковую систему Google, в корне тем самым изменив информационный рынок. Впоследствии, в 1998 году, Пейдж и Брин основали интернет-компанию с аналогичным названием. Пейдж стал главным исполнительным директором Google в апреле 2011 года.
Пейдж входит в число самых богатых людей планеты с $15,8 млрд., занимая 14-е место в рейтинге «Форбс 400» (по состоянию на 17 сентября 2008 года).
2. Тим Кук
Генеральный директор, Apple
Прибыль: $182.8 миллиарда
Сотрудники: 98,000
В 2011 году Стив Джобс ушел в отставку с должности генерального директора Apple и порекомендовал на свой пост CEO Тима Кука. В этом же году Кук суммарно получил от Apple $380 млн.
В 2014 году Кук признан лучшим исполнительным директором 2014 года по версии CNN. Кук владеет акциями компании на сумму $442 млн.
3. Марк Цукерберг
Генеральный директор, председатель, соучредитель, Facebook
Прибыль: $12.5 миллиардов
Сотрудники: 10,082
Марк Цукерберг является одним из разработчиков и основателей социальной сети Facebook, руководителем компании Facebook Inc.
Владея 24% акций компании «Facebook, Inc», Марк Цукерберг стал самым молодым в истории миллиардером. В марте 2010 года журнал «Forbes» признал его одним из самых молодых миллиардеров в своём списке с состоянием $4 млрд. По состоянию на декабрь 2014 года Цукенберг занимает 14-е место в Топ-15 Forbes с состоянием $33,6 млрд.
4. Роберт Иджер
Генеральный директор, председатель, Walt Disney Co.
Прибыль: $48.8 миллиардов
Сотрудники: 180,000
Роберта Айгера, американскому предпринимателю, президенту и CEO компании The Walt Disney, называют стратегическим гением. Ему приписывают глобальный успех Walt Disney последних десятилетий. Айгер пришел в компанию в 1999 году и за довольно короткий промежуток времени удвоил рыночный доход компании до $185 млрд.
5. Алан Лафли
Генеральный директор, президент, председатель, Procter & Gamble
Прибыль: $83 миллиарда
Сотрудники: 118,000
Гендиректор, президент и председатель совета директоров Procter & Gamble (P&G), одной из 20 крупнейших корпораций мира, входит в советы директоров Dell и General Electric (GE). За шесть лет руководства компанией Лафли на только вернул P&G прибыльность, но и превратил ее в крупнейшего в мире производителя потребительских товаров благодаря покупкам Wella за $7 млрд. и Gillette за $56 млрд
6. Руперт Мердок
Генеральный директор, председатель, 21-й век Фокс; исполнительный председатель, News Corp. (включает Доу Джонс, New York Post, Wall Street Journal)
Прибыль: $31.9 миллиарда (Fox); $8.6 миллиардов (News Corp.)
Сотрудники: 20,000 (Fox), 25,000 (News Corp.)
Руперт Мёрдок является основателем, председателем совета и CEO холдинговой компании News Corporation, второго по величине в мире медиаконгломерата. Мердок владеет множеством СМИ, кинокомпаний и издательств в США, Австралии, Европе, Латинской Америке и Азии. По версии журнала «Forbes», в 2012 году Мердок занял 106-ю позицию в списке самых богатых людей планеты с состоянием в $8,3 млрд.
7. Мартин Соррелл
Генеральный директор, WPP Group
Прибыль: $17.4 миллиардов
Сотрудники: 179,000
Мартин Соррелл - основатель и президент второй по величине в мире компании в секторе рекламно-коммуникационных услуг, британской WPP Group. В WPP входят такие международные компании как JWT, Ogilvy & Mather Advertising, Y&R, Grey, Mindshare, MEC, MediaCom, Kantar (включая Millward Brown и TNS), Wunderman, Burson-Marsteller, Hill+Knowlton Strategies, Landor, The Brand Union, G2, Fitch, The Partners и WPP Digital, POSSIBLE, AKQA.
Среди клиентов компаний, входящих в WPP, 344 компании из списка Fortune Global 500, 63 из NASDAQ 100 и 33 из Fortune e-50. В 2011 году доход WPP достиг $16.1 млрд., а биллинг – $71.7 млрд.
8. Брайан Робертс
Генеральный директор, председатель, Comcast (включает NBCUniversal, "Юниверсал Пикчерз", MSNBC, Telemundo),
Прибыль: $68.8 миллиардов
Сотрудники: 139,000
В 1990 г., когда Брайан Робертс возглавил Comcast, компания зарабатывала $657 млн в год, тем самым превратившись в серьезного игрока на рынке. В 1998 г. он организовал сделку по покупке Jones Intercable и Prime Communications,а через три года потратил $72 млрд на AT&T Broadband (большую часть - акциями). Число подписчиков выросло до 21 млн., а Comcast стала крупнейшей кабельной компанией США. Теперь выручка Comcast превышает $64 млрд.
9. Индра Нуйи
Генеральный директор, председатель совета директоров и CEO, PepsiCo
Прибыль: $66.7 миллиардов
Сотрудники: 271,000
Индра Нуйи является председателем совета директоров и CEO компании PepsiCo — второй в мире по величине чистой прибыли среди компаний пищевой индустрии.
Нуйи начала работать в PepsiCo в 1994 году. В 2001 году она стала президентом и финансовым директором компании. С тех пор, как Нуйи возглавила PepsiCo, ежегодные доходы компании выросли на 72%, а чистая прибыль - более чем вдвое: до $5,6 млрд. в 2006 году. В 2007 и 2008 годах The Wall Street Journal включал Нуйи в число 100 самых влиятельных людей в мире. Forbes в 2008 году назвал её третьей по влиятельности женщиной в мире. Fortune в 2009 и 2010 годах называл её самой влиятельной женщиной в бизнесе. В 2010 году Forbes назвал её шестой по влиятельности женщиной в мире.
10. Джефф Бэзос
Генеральный директор, председатель, президент, основатель, Amazon.com
Прибыль: $88.9 миллиардов
Сотрудники: 154,100
Джеффри Безос, глава и основатель интернет-компании Amazon.com, основатель и владелец аэрокосмической компании Blue Origin и владелец издательского дома The Washington Post, сегодня считается одним из богатейших людей мира. По состоянию на 2015 год его состояние оценивалось в $34,8 млрд. В 1999 году журнал Time назвал его человеком года.
11. Leslie Moonves, CEO, president, CBS (includes CBS network, Showtime, The Movie Channel, Flix, CBS Films)
12. Irene Rosenfeld, CEO, chairman, Mondelez
13. Paul Polman, CEO, Unilever
14. Jeff Bewkes, CEO, chairman, Time Warner
15. John Wren, CEO, president, Omnicom
16. Carlos Brito, CEO, Anheuser-Busch InBev
17. Akio Toyoda, CEO, president, Toyota
18. Jean-Paul Agon, CEO, chairman, L'Oréal
19. Muhtar Kent, CEO, chairman, Coca-Cola Co.
20. Mark Parker, CEO, president, Nike
21. Lowell McAdam, CEO, chairman, Verizon
22. Mary Barra, CEO, General Motors
23. Grant Reid, Global president, Mars
24. Randall Stephenson, CEO, chairman, AT&T
25. Alex Gorsky, CEO, chairman, Johnson & Johnson
26. Steve Easterbrook, CEO, president, McDonald's
27. Bobby Kotick, CEO, president, Activision Blizzard
28. Roger Goodell, Commissioner, National Football League
29. Ivan Menezes, CEO, Diageo
30. Maurice Lévy, CEO, Publicis Groupe
31. Satya Nadella, CEO, Microsoft
32. Rakesh Kapoor, CEO, Reckitt Benckiser
33. Bon-Joon Koo, CEO, vice chairman, LG Electronics
34. Dick Costolo, CEO, Twitter
35. Michael Bloomberg, CEO, president, founder, Bloomberg
36. Bernardo Hees, CEO, Kraft Heinz
37. Philippe Dauman, CEO, president, Viacom (includes BET, MTV Networks, Comedy Central, Nickelodeon, Paramount Pictures)
38. Reed Hastings, CEO, co-founder, Netflix
39. Greg Creed, CEO, Yum Brands (includes KFC, Pizza Hut, Taco Bell)
40. Bernard Arnault, CEO, chairman, LVMH
41. Oprah Winfrey, CEO, chairman, Harpo Productions, Oprah Winfrey Network
42.Lorenzo Delpani, CEO, president, Revlon
43. Tim Armstrong, CEO, chairman, AOL
44. Irwin Gotlieb, Chairman, GroupM (parent: WPP)
45. Randy Falco, CEO, president, Univision
46. Terry Lundgren, CEO, chairman, Macy's (includes Bloomingdale's)
47. Michael Roth, CEO, president, chairman, Interpublic
48. Michael Corbat, CEO, Citigroup
49. Warren Buffett, CEO, president, chairman, Berkshire Hathaway
50. Herbert Hainer, CEO, Adidas
51. David Droga, Creative chairman, founder, Droga5
52. Susan Wojcicki, CEO, YouTube
53. Doug McMillon, CEO, president, Walmart
54. Shane Smith, CEO, co-founder, Vice Media
55. Jack Ma, Chairman, founder, Alibaba Group
56. Daryl Simm, CEO, chairman, Omnicom Media Group
57. Paul Bulcke, CEO, Nestlé
58. Andrew Wilson, CEO, Electronic Arts
59. John Bryant, CEO, president, Kellogg
60. David Zaslav, CEO, president, Discovery Communications (includes Animal Planet, Discovery Channel
61. Tadashi Ishii, CEO, president, Dentsu
62. John Malone, Chairman, Liberty Media
63. Marissa Mayer, CEO, president, Yahoo
64. Howard Schultz, CEO, chairman, Starbucks
65. Steven Swartz, CEO, president, Hearst
66. Kevin Plank, CEO, chairman, founder, Under Armour
67. Travis Kalanick, CEO, co-founder, Uber
68. Laura Desmond, CEO, Starcom MediaVest Group
69. Andrew Robertson, CEO, president, BBDO
70. Oh-Hyun Kwon, CEO, vice chairman, Samsung Electronics
71. Ken Powell, CEO, chairman, General Mills
72. Elon Musk, CEO, chairman, co-founder, Tesla Motors; CEO, founder, SpaceX
73. Michael White, CEO and president, DirecTV
74. Harris Diamond, CEO, McCann Worldgroup
75. Kevin Systrom, CEO, co-founder, Instagram
76. Charlie Ergen, Chairman, co-founder, Dish Network
77. Troy Ruhanen, CEO, president, TBWA Worldwide
78. Nick Woodman, CEO, founder, GoPro
79. Evan Spiegel, CEO, co-founder, Snapchat
80. Bob Pittman, CEO, chairman, iHeartMedia
81. John Legere, CEO, president, T-Mobile U.S.A.
82. Gracia Martore, CEO, president, Gannett
83. Brian McAndrews, CEO, president, chairman, Pandora Media
84. Ursula Burns, CEO, chairman, Xerox
85. Daniel Ek, CEO, founder, Spotify
86. Kenneth Chenault, CEO, chairman, American Express
87. James Dolan, CEO, president, Cablevision
88. Brian Cornell, CEO, chairman, Target
89. John Stumpf, CEO, president, chairman, Wells Fargo
90. Shantanu Narayen, CEO, president, Adobe
91. Art Peck, CEO, Gap
92. Jeffrey Immelt, CEO, chairman, General Electric
93. Kenneth Lowe, CEO, chairman and president, Scripps Networks Interactive
94. Marijn Dekkers, CEO, Bayer AG
95. Kazuo Hirai, CEO, president, Sony
96. Miles Young, CEO, chairman, Ogilvy & Mather
97. Gustavo Martinez, CEO, chairman, J. Walter Thompson
98. Carter Murray, CEO, FCB
99. Yannick Bolloré, CEO, chairman, Havas
100. Martin Barrington, CEO, president, chairman, Altria
- Теги
- Комментарии
Дни рождения
- Сегодня
- Завтра
- На неделю
Элина Исагулова
вице-президент VK, В2В
Андрей Медведев
российский журналист, сотрудник ВГТРК, депутат Московской городской думы, вице-спикер
Николай Федоров
главный оператор Дирекции информационных и спортивных программ «ТВ Центра», член Академии российского телевидения
Августина Гербер
Учредитель и главный редактор RW-TV «Русская Волна - Russische Welle» - русского телевидения в Германии (Дюссельдорф).
Александр Золотов
первый заместитель генерального директора по управлению, эксплуатации и развитию РТРС
Александр Надсадный
тележурналист
Игорь Угольников
советский и российский актёр и режиссёр театра, кино и телевидения, сценарист, продюсер, телеведущий и шоумен, заслуженный артист РФ, академик международной академии телевидения и радио, генеральный директор студии «Военфильм».
Андрей Медведев
российский журналист, сотрудник ВГТРК, депутат Московской городской думы, вице-спикер
Николай Федоров
главный оператор Дирекции информационных и спортивных программ «ТВ Центра», член Академии российского телевидения
Элина Исагулова
вице-президент VK, В2В
Августина Гербер
Учредитель и главный редактор RW-TV «Русская Волна - Russische Welle» - русского телевидения в Германии (Дюссельдорф).
Александр Золотов
первый заместитель генерального директора по управлению, эксплуатации и развитию РТРС
Александр Надсадный
тележурналист
Игорь Угольников
советский и российский актёр и режиссёр театра, кино и телевидения, сценарист, продюсер, телеведущий и шоумен, заслуженный артист РФ, академик международной академии телевидения и радио, генеральный директор студии «Военфильм».
Михаил Кожухов
советский и российский журналист-международник, теле- и радиоведущий, сценарист, продюсер
Юрий Николаев
советский и российский телеведущий, народный артист РФ
Алла Улерьянова
член Союза журналистов
Сергей Пузыревский
Заместитель руководителя ФАС России
Оксана Федорова
телеведущая, победительница конкурса «Мисс Вселенная» 2002 г.
Светлана Бондарчук
телеведущая
Екатерина Абрамова
российская журналистка, заместитель директора МТРК «Мир», директор телеканалов «Мир» и «Мир 24», ведущая еженедельной телепередачи «Вместе»
Александр Пумпянский
советский и российский журналист, редактор, сценарист
Игорь Южанинов
директор филиала ФГУП «ВГТРК ГТРК «Пермь», член Академии Российского телевидения, член Союза журналистов России, член Общественной палаты Пермского края
Олеся Нирская
основатель компании MFB
Александр Шашков
российский тележурналист и телеведущий
Александр Горожанкин
режиссер
Владимир Мамонтов
советский и российский журналист, председатель Совета директоров газеты «Комсомольская правда», генеральный директор радиостанции «Говорит Москва»
Анфиса Чехова
телеведущая
Михаил Дёмин
президент Медиа-Коммуникационного Союза
Войти или Зарегистрироваться
Зарегистрированы в социальных сетях?
Используйте свой аккаунт в социальной сети для входа на сайт. Вы можете войти используя свой аккаунт Facebook, вКонтакте или Twitter!