Светлана Сорокина. Интервью ведущей программ «Вести», «Герой дня», «Глас народа» и «Основной инстинкт»
Светлана Сорокина — одна из лучших информационных ведущих 1990-х, трижды лауреат премии ТЭФИ, теперь — преподаватель, автор и ведущая программ «В круге света» на радиостанции «Эхо Москвы» и «Сорокина» на телеканале «Дождь». Для проекта «Телезвезды» специальный корреспондент «Медузы» Катерина Гордеева поговорила со Светланой Сорокиной о том, как она попала на телевидение из озеленителей, о пацифистских новостях во время первой чеченской кампании и о том, как в последние дни НТВ она умоляла Германа Грефа прийти в студию.
Аркадий Майофис, бывший владелец ТВ2: "На нас как на кошках показали, что бывает со строптивыми"
Как умирают телеканалы
Драматичная история взлета, падения и снова взлета основателя и владельца томского телеканала ТВ-2
В Томске 9 февраля 2015 года после драматичного и продолжительного противостояния города и федеральных надзорных служб была закрыта телекомпания ТВ-2, получившая за 24 года существования 22 статуэтки ТЭФИ и заработавшая безупречную репутацию в стране. Спасти ТВ-2 от закрытия тогда не смогли ни широкий общественный резонанс, ни десятки тысяч подписей под письмом президенту, ни поддержка всего профессионального сообщества. За день до закрытия телеканала – 8 февраля 2015 года – основатель и владелец ТВ-2 Аркадий Майофис в спешке собрал рюкзак, купил билет на самолет и улетел из России, куда с тех пор не возвращался. Спустя почти год Аркадий Майофис решил рассказать корреспонденту Радио Свобода о причинах бегства из страны и о том, что на самом деле могло стать причиной закрытия телекомпании ТВ-2.
Владимир Касютин: «Некоторые газеты исчезают. Но Интернет тут ни при чем»
Как сохранить читателя и заработать деньги — два извечных вопроса русской журналистики. О том, как это сделать, на Дальневосточном МедиаСаммите расскажет главный редактор журнала «Журналистика и медиарынок» Владимир Касютин.
Евгений Арсюхин, радио "Комсомольская правда": "У нашего слушателя нет понтов"
Презентация нового формата радиостанции «Комсомольская правда» состоялась на «Радиофоруме» 24 ноября в гостинице Golden Ring.
Неожиданное выступление ведущего программы «Вождь» Эдварда Чеснокова, которой вышел на сцену в фуфайке (см. видео), и провокационная, китчевая стилистика представленных программ вызвали много вопросов у специалистов: «Кому нравится такое радио? Кто тот смелый рекламодатель, которому интересна эта аудитория?»
«МедиаПрофи» встретились с главным редактором «Комсомолки» Евгением Арсюхиным и попросили рассказать о том, как он видит будущее радиостанции.
Как бы вы определили формат радиостанции «Комсомольская правда»?
- У радийщиков обсуждение формата превращено в культ. Я не очень люблю эти рассуждения. Ликург когда-то сказал: «Перед детьми произноси речь детскую, перед женщинами – женскую, перед мужчинами – мужскую».
Бен Смит: Кто вам сказал, что это журналистика?
Бен Смит возглавляет редакцию BuzzFeed на протяжении трех с половиной лет. BuzzFeed — один из самых заметных медиапроектов в истории интернета. Производя новостной и развлекательный контент, сайт заработал невероятную аудиторию в 200 миллионов читателей в месяц. Отношение к BuzzFeed никогда не было однозначным, однако он стал флагманом революции потребления и распространения информации в Сети. Те, кто раньше относились к его модели с брезгливостью, уже давно беззастенчиво копируют эту модель, пытаясь повторить ее успех. Бен Смит, который раньше работал в газете The Baltic Times и по-прежнему часто бывает в Латвии, встретился с заместителем главного редактора «Медузы» Иваном Колпаковым и издателем Ильей Красильщиком, чтобы обсудить, как будут развиваться журналистика, интернет и сам BuzzFeed в будущем.
Колпаков: Каковы ваши обязанности в качестве главного редактора? Как вы распределяете работу с основателем BuzzFeed Джоной Перетти и другими топ-менеджерами?
— Я занимаюсь редакционной частью BuzzFeed, это три основных раздела: Buzz («шум»), News («новости») и Life («жизнь»). Шум и новости — это понятно, это энтертейнмент, то, что мы умеем, что принесло нам известность. Но мы все время ищем новые форматы, новые способы, как еще можно делать интернет. Life — мода, кулинария — это для нас новая территория, и сейчас это одно из важнейших направлений. Каждым подразделением управляют отличные менеджеры, плюс у нас есть продуктовые команды и команды, работающие с данными.
Колпаков: Но кто главный? Кто все решает?
— У нас очень децентрализованная структура, и это одна из причин, почему нам удалось так быстро создать такое качественное издание. К примеру, мне не нужно утверждать публикации каждой из команд, эти решения они принимают самостоятельно. Мы все знаем, чего хотим, но процедура принятия решений очень рассредоточена.
Колпаков: И каково это — работать в такой децентрализованной структуре?
— Честно говоря, я немного скучаю по старым временам, когда нас было меньше и каждый был вовлечен буквально во все. Сейчас я могу находиться в Латвии и вообще не знать, что происходит с главным в стране сюжетом, это все происходит вообще без моего участия. Я имею в виду легализацию гей-браков.
Красильщик: Многие ненавидят BuzzFeed из-за котят. Котят очень много, и прямо рядом с ними вы пишете о серьезных вещах — о войне на востоке Украины, например. Какой из форматов главный? Нужен ли вообще главный формат? Как бы вы описали BuzzFeed одним предложением?
— Начну с первого вопроса. Мне не кажется, что нужно выбирать. Большинству людей интересно и то, и другое — и конфликт на Украине, и котята. Котята — больше. Вы смотрели «Бегущего по лезвию»? Как они отличали людей от роботов? Их спрашивали, что бы те сделали, увидев лежащую на спине черепаху. Люди всегда ответят, что черепаху нужно перевернуть, а роботы просто фыркнут. Потому что животных не любят только роботы. И социопаты. Вот такое у меня выступление в защиту животных.
Красильщик: Не поспоришь.
— Это если о котятах. Но, в принципе, нам кажется, что людям всегда интересно все, что происходит в мире, все увлекательное. Возьмите телевидение — там есть и новости, и реалити-шоу, и кино, и юмор. И все это на одном канале, так что вопрос выбора между новостями и развлечениями — довольно странный. Нужно делать и то, и другое, и большинство медиа так и поступают. Британская пресса делала так всегда, но, кстати, в американской некоторое время назад возникла идея, что нужно заниматься чем-то одним.
Ну в самом деле. У вас в лентах фейсбука и твиттера все перемешано, так? Так что даже если я как издатель приму решение делать только серьезное, все равно мой серьезный материал в вашей ленте появится по соседству с котенком или с вашим пьяным приятелем. Мы стараемся делать такой контент, который что-то в этом мире меняет. Возможно, разоблачает коррупцию, а может — помогает вам быть ближе к вашим друзьям. Это очень разные вещи, но вот так мы подходим к контенту.
Колпаков: Многие считают, что за появление в BuzzFeed серьезной журналистики ответственны именно вы. Это правда?
— Я привнес всего понемножку, но дело и не только во мне. Когда я начинал, я был седьмым человеком в команде. Мы тогда были меньше, чем «Медуза», это была совсем небольшая группа людей, и мы все время экспериментировали с тем, чем люди делятся в интернете. А делились они котиками, списками и странными историями из жизни сетевой культуры. И только-только начинали замечать новости, в соцсети новости еще практически не попадали. И Джона [Перетти], который, кстати говоря, гений, — увидел, что следующим шагом станут новости.
А я был тогда журналистом, помешавшимся на твиттере. Меня интересовало не то, чем люди делятся, а то, как сообщать новости. Но в случае с твиттером это одно и то же. Так что со временем, разумеется, у нас стало больше классической журналистики, но и котиков тоже стало больше. Нельзя сказать, что мы от чего-то отошли, но в целом становится лучше.
Колпаков: А как вы оцениваете шансы классической журналистики?
— Сейчас вполне можно заниматься классной журналистикой, и для этого не нужно нанимать гигантский штат, верстать газету и писать о том, что вчера сказал президент. Сейчас все дело в историях: какие прорвутся, какие доберутся до читателя. Жесточайшая конкуренция именно за прорыв. А прорваться могут и короткие смешные штучки — «Эй, глядите, че случилось» — и длинные, глубокие расследования. А вот все, что посередине — теряется.
Колпаков: Может, я просто нищий русский редактор, но глядя на возможности BuzzFeed, на ваши ресурсы, я не могу понять, почему не вкладывать больше в расследования, в журналистику данных.
— А мы в это все очень даже вкладываемся. У нас в отделе расследований 18 репортеров. И я понимаю, что любая хорошая журналистика отчасти расследовательская, но кто ж виноват, что они могут целый год работать над одной историей.
Колпаков: Но вы не считаете свой каждодневный контент некачественной журналистикой? Если любая хорошая журналистика — расследовательская, то все остальное…
— Да это не журналистика, это энтертейнмент.
Колпаков: Который не притворяется журналистикой?
— Нет. Иногда в твиттере встречаешь такое: «Вот вам список котиков, Как у BuzzFeed. 14 животных, которые вас разочаровали». И хэштег #журналистика. Но кто вам сказал, что это журналистика? Мы это на Пулитцера не выдвигаем. Это энтертейнмент.
Красильщик: Если я правильно понял, BuzzFeed производит то, чем любят делиться в соцсетях. Вот вы говорите — делиться можно всем: котятами, новостями. А что касается длинных текстов? Лонгридами можно делиться?
— Некоторыми — да. А некоторые — жутко скучные. Раньше если вы в журнале публиковали скучный текст, и никто его не читал, вы об этом не знали. А теперь знаете. Но «лонгформ» — смешное слово. Никто же не говорит: «Хочу почитать что-нибудь длинное». Говорят: «Хочу глубокое».
В 2012 году мы одними из первых в онлайне стали думать о крупных формах. Тогда были два способа их публиковать. Историю можно было продать журналу за 20 тысяч долларов, предварительно потратив полгода работы самых лучших редакторов, превратив ее в идеальный продукт. Потом еще полгода или год она бы ждала публикации — чтобы журнал смог ее поставить с идеальной картинкой. А можно было не продавать ее журналу, а за несколько сотен долларов выкинуть в интернет, ничего не тратя на редактуру. И в этом случае ее длина объяснялась бы как раз отсутствием редактуры.
Мы задумались: неужели третьего не дано? И вот в течение нескольких лет мы экспериментировали и искали, какие большие истории люди стали бы распространять в соцсетях. Выяснилось, к примеру, что никто и никогда не делится так называемыми «большими журнальными историями» про то, как несколько ребят немного поехали, раздобыли пушки, ограбили банк, а потом все пошло не так. Они перессорились, сели в тюрьму и раздают великолепные интервью из-за решетки. Читаешь и думаешь — гениальная история. Но никто такими не делится! Людям нужен смысл — недостаточно большого приключения, нужен еще и мощный эмоциональный стержень. На мой взгляд, вот в этом направлении нужно двигаться лонгридам.
Колпаков: Вас задевает нескончаемая критика со стороны традиционных медиа?
Красильщик: Они вас прямо ненавидят.
— Теперь уже любят. Сейчас уже не так тяжело, как бывало. Чем больше они на нас нападают, чем больше морщат нос, тем труднее им нас копировать. Сейчас все принялись нас копировать, и морщить нос уже не выходит.
Колпаков: Буквально сегодня читал на «Гардиане» колонку «Почему BuzzFeed никогда не получит Пулитцеровскую премию».
— Это не главная наша цель.
Колпаков: Но вы бы и не отказались.
— Конечно, приняли бы! Если я правильно помню, автор этой статьи — Питер Престон, очень умный мужик и бывший редактор «Гардиана». И его критика, в числе прочего, была направлена и на «Гардиан», который продолжает делать газету в интернете.
Колпаков: Вас читает 200 миллионов человек [в месяц]. Это больше, чем все население России.
Красильщик: Это как сто населений Латвии, между прочим.
— Если отвлечься от высокого и вернуться к цифрам, то важно не только, сколько человек читает нас каждый месяц, но и то, как хорошо мы вовлекаем читателей: сколько времени они проводят, читая что-то у нас, выбирают ли прическу, увиденную у нас, или рецепт, или спортивное упражнение. Есть куча способов лучше вовлекать читателей, в том числе и тех, кто один раз за месяц у нас уже побывал.
Колпаков: А какой следующий шаг для BuzzFeed?
— Международное издание. Мы только что наняли выдающегося редактора в Лондоне. Это эксперимент: можем ли мы так же успешно конкурировать в другой стране.
Красильщик: Россию вы рассматриваете?
— Мы страшно увлечены Россией. Конечно, заниматься в России медиа трудно, не мне вам рассказывать. И открыть в России бизнес иностранцу из-за новых законов стало труднее. Но русские любят интернет, отлично умеют им пользоваться, и российский интернет отличается от всего остального. Там по-прежнему жив LiveJournal, все публикуют видео с автомобильных регистраторов. Я плохо говорю по-русски, и читаю не очень, но многое могу понять. Ну и есть Мириам Элдер (бывший московский корреспондент The Guardian, редактор раздела международных новостей BuzzFeed — прим. «Медузы»), и еще куча сотрудников, которые очень любят Россию.
Красильщик: В последнее время у вас очень много материалов про Россию.
— В последнее время и новостей из России много. Но и смешных штук про Россию можно делать огромное множество — про культуру и так далее. Русский интернет страшно веселый. Как все это делать? Четкого плана пока нет.
Красильщик: Чем, по-вашему, объясняется интерес американцев к России?
— США очень интересуются Россией, но, на мой взгляд, американцам всегда нужна простая история. В 1990-х это была история про строительство демократии, сейчас — про новую холодную войну.
Колпаков: А у BuzzFeed есть политическая линия?
— В американских медиа сильна традиция объективности — нужно быть строго посередине. Но это теперь не так просто. Разумеется, мы не принимаем сторону ни одной из партий, и в освещении американской политики очень важно соблюдать нейтралитет. Но те же однополые браки — для нас это не вопрос партийной позиции, это вопрос равноправия для всех. Но когда мы звоним противникам однополых браков, они должны быть уверены, что мы отнесемся к их словам честно и по правилам.
Красильщик: Что вы читаете? Какие сайты?
— Twitter.com. На бумаге почти ничего не читаю, хотя в последние полгода я много бывал в Лондоне, а британская пресса по-прежнему очень крутая. В Америке большинство изданий давно сдались и плюнули на печать. Газеты стали хуже редактировать, да и вообще они стали хуже — потому что люди переключились на интернет. А в Англии газета — это по-прежнему продукт. Взять какую-нибудь The Daily Mail. Не факт, что каждая заметка в ней чем-то интересна, в случае с Mail они там вообще совершенно безумные бывают, но все вместе почему-то работает.
Колпаков: Чего вы боитесь в профессиональном плане?
— В смысле, а не грохнется ли это все в один прекрасный день? Трудно предсказать, куда все движется. Раньше веб был открытым миром, казалось, что вот вышел в интернет — и можешь попасть куда угодно. В каком-то смысле, это и сейчас так. Но вот что произойдет, если какую-то новость первым сообщит пользователь Snapchat? Кто-то переснимет ее и отправит в твиттер? Или эту новость узнают только пользователи Snapchat? Чьи пользователи, какой платформы, станут важнее? Будут ли платформы определять то, как мы видим мир? Вообще, что будет после интернета? Пока что мы не знаем.
Колпаков: Каким вы видите идеальное будущее интернета?
— Не знаю, но уже чувствую ностальгию по старому интернету. По чистой блогосфере в открытом вебе. Snapchat недавно нанял команду отличных журналистов, чтобы делать собственный медийный проект. Это хорошо, конечно.
Колпаков: BuzzFeed — достаточно крупное издание, чтобы не просто сотрудничать с крупными соцсетями, но и диктовать им свои правила. Расскажите, как вы общаетесь с крупнейшими соцсетями.
— В тех случаях, когда мы с ними разговариваем, мы их интересуем как производители контента, то есть им интересно общаться с нами, чтобы понять, чего хотят производители контента. И мы считаем, что не имеем права в ходе таких разговоров пытаться навредить конкурентам. Это сделало бы нас плохими партнерами и в итоге соцсети потеряли бы к нам всякий интерес. Мне кажется, что очень важно сохранять Сеть открытой — чтобы информация могла распространяться по всем платформам, а не только внутри отдельных платформ. Тот же Instant Articles (новый продукт Facebook, позволяющий производителям контента создавать «быстрые интерактивные публикации» — прим. «Медузы») — кажется, мелочь, но на самом деле это очень важная штука. Для нас очень важно, чтобы все эти платформы (неважно, идет ли речь о buzzfeed.com или meduza.io) давали ссылки на оригинальные публикации [в вебе], чтобы не возникало никаких скрытых слоев и специального доступа к ним.
Колпаков: Соцсети — убийцы масс-медиа по всему миру?
— За последние пару лет социальные сети принесли изданиям колоссальное количество трафика. Они заменили Google в качестве главного ресурса для читателей. Так что не думаю, что они кого-то убивают, медиа как производители контента от них очень сильно выигрывают. Наоборот, я бы сказал, что соцсети очень идеалистичны (что, впрочем, не означает, что в один прекрасный день они всех не угробят). Иногда это выход для небольших изданий — зачем им использовать WordPress или делать собственную админку? Возможно, через пару лет новое медиа можно будет делать целиком в инстаграме.
Есть такая штука в Америке — The Shade Room (сайт, публикующий сообщения и сплетни о знаменитостях прямиком в соцсети, в основном в Instagram — прим. «Медузы»). По сути это лента в инстаграме, куда сыпятся записи о чернокожих знаменитостях. Больше ничего. Но у этой ленты миллион подписчиков, они рекламируются в других лентах, это целый бизнес. Возможно, это бизнес будущего.
Есть только одна проблема — этот бизнес целиком зависит от одной платформы.
Медуза
Илья Красильщик, Иван Колпаков
Марина Геворкян: «Сноб» - проект для тех, кому интересно содержание»
Марина Геворкян получила экономическое образование и защитила кандидатскую степень в области изучения валютных рынков в МГУ. Семь лет работала в коммерческом отделе ИД «Афиша», где отвечала за рекламу и продвижение журнала «Большой город». Восьмой год работает в проекте «Сноб», побывав в разное время маркетинговым, коммерческим директором проекта. С 2012 года Марина Геворкян - генеральный директор «Сноба». О том, кто делает "Сноб", как он развивается, как работает команда, и кого не принимают в "Сноб" на работу Марина рассказала порталу Mediajobs.ru.
Марина, расскажите историю своей карьеры - как после экономического факультета оказались в медиабизнесе?
Глава "Почты России": Отношение изменится, когда исчезнут очереди
Гендиректор «Почты России» Дмитрий Страшнов рассказал РБК о том, как он пытается изменить имидж компании, за счет чего планирует увеличивать ее выручку и как «Почта» собирается выходить на банковский рынок.
«Ситуация не патовая»
— Вы работали в Electrolux, Phillips и Tele2. Все эти компании работают по понятным и прозрачным принципам. Долго вам пришлось адаптироваться к реалиям «Почты России»?
— В Tele2 я пришел из глобальных компаний со 100-летними корпоративными традициями. При этом сама Tele2 в тот момент была частной шведской компанией, для которой Россия была перспективным, но плохо освоенным рынком. Была поставлена задача консолидировать локальных операторов, что было связано с большим количеством региональных командировок и непростыми переговорами, в том числе и с собственниками этих компаний. Так что понимание российской реальности у меня уже было. Но не буду лукавить: приход в «Почту России» стал еще более глубоким погружением.
Когда приезжаешь в регион, видишь совершенно иную картину, непохожую на ту, что видна из окна на Варшавке, 37 (адрес главного офиса «Почты России» — РБК). Это, конечно, другой менталитет, другая культура, которую десятилетиями подпитывали тезисом «Почта — это государство, государство — это Почта, поэтому, что бы ни случилось, все всегда получат свою зарплату». И если с первой частью этого тезиса я согласен, то вторая — канула в прошлое.
Для меня положение дел в каждом отдельно взятом регионе или даже почтовом отделении — это срез, который обнажает проблематику состояния «Почты России» в целом по стране.
— Вы во всех регионах уже побывали?
— Объехать все регионы за два с небольшим года невозможно, но я постарался посетить большинство ключевых филиалов. У меня есть пока еще нереализованная мечта — посетить самые крайние почтовые отделения в стране. На юге это — Дагестан, на западе — Балтийск, на севере — Земля Франца-Иосифа, куда можно добраться только в период навигации ледоколом, на востоке это — Берингов пролив, где также нет прямого сообщения. К сожалению, на это пока нет времени. Я понимаю, что в России самый популярный метод управления — ручной: съездил, проверил, сделал выводы и решил. Но это неправильно. Невозможно контролировать напрямую 83 филиала. Чтобы принять ключевое бизнес-решение, необходим максимум информации, которую невозможно собрать в одиночку, даже после поездки в регион, поскольку это будет субъективное восприятие. Я стараюсь формировать объективную информационную картину, на основании которой и принимаю управленческие решения, в том числе кадровые. Для того чтобы, с одной стороны, проводить объективный мониторинг, а с другой — транслировать изменения на всю страну, в конце прошлого года мы сформировали 10 макрорегиональных центров и укомплектовали их хорошими профессиональными управленческими командами.
— Когда вы возглавили «Почту России», вы обновили костяк управленческой команды. Почему так сразу?
— Это было необходимо. После моего прихода практически вся предыдущая команда в течение нескольких недель написала заявления об увольнении. У кого-то это было эмоциональное решение, а кто-то понимал, что грядут серьезные изменения, в которых они не готовы работать. Это была сложная ситуация: приходилось хеджировать риски, которые возникали из-за ухода людей. Но уже к концу года команда была сформирована.
Сейчас перед нами стоит еще более глобальная задача — поменять менталитет основного производственного персонала. Сейчас на почте работает более 300 тыс. сотрудников, из которых порядка 30% — люди пенсионного и предпенсионного возраста.
Да, я зачастую ощущаю инертность со стороны сотрудников по отношению к изменениям, что нормально для компании такого масштаба и с такой тяжелой историей. Но ситуация не патовая — даже среди ветеранов-почтовиков часто встречаются люди, которые поддерживают изменения. Мы также рассчитываем на молодежь, которая приходит работать на почту, — ее свежее восприятие и незамыленный взгляд. Чтобы поменять отношение к клиентам во всех отделениях почтовой связи, нужно время. Этот процесс, скорее всего, займет не три и даже не пять лет.
«Почта России» в цифрах
350 тыс. сотрудников работают в 42 тыс. отделений «Почты России»
150 млн адресатов обслуживает компания
17 тыс. автомобилей есть у «Почты России»
По 131 железнодорожному маршруту развозится почта
2,8 млн км - протяженность магистральных и внутриузловых почтовых маршрутов
2,5 млрд писем и 140 млн посылок в год доставляется «Почтой России»
1 млрд экземпляров печатных подписных изданий для 20 млн подписчиков по всей стране доставляет компания
3,5 трлн руб. денежных переводов, пенсий и платежей проходит через «Почту России»
— В «Почте России» есть практика, когда управленцы стажируются в отделениях — работают почтальонами или операторами. Вы уже получили такой опыт?
— Эта практика существовала еще до моего прихода. Все новые сотрудники аппарата управления — начиная от моих заместителей и заканчивая младшими бухгалтерами — в обязательном порядке такую стажировку либо уже прошли, либо как раз проходят. Я сам собираюсь после питерского форума (ПМЭФ — РБК) поработать пару дней в почтовом отделении, пройти по маршруту почтальоном. Ведь когда мы меняем процессы, нужно понимать, что именно мы меняем. Это очень полезная практика: во-первых, после того как сам все потрогаешь руками, проще разговаривать с людьми, во-вторых, становятся видны узкие места, которые иногда расшиваются за счет очень простых решений.
Приведу простой пример: сложить быстро самому коробку для отправки почтового отправления, которые сейчас продаются на почте, нереально. Даже если у вас хорошее пространственное мышление. Поэтому на почте есть тарифицируемая услуга по складыванию почтовой коробки для клиента. На мой взгляд, это нонсенс, поскольку отнимает время у оператора, раздражает клиента и становится одной из причин очереди. Мы разработали новую почтовую коробку, она складывается за несколько секунд одним движением руки. Такие простые решения, которые экономят время и почтового служащего, и посетителя, необходимы, поскольку благодаря им можно снизить контакт клиента и оператора до одной минуты. Именно такие решения мы будем тестировать в пилотных отделениях будущего, которые уже в этом году появятся в Москве, Петербурге и городах-миллионниках.
— Очереди в отделениях, грубость персонала, посылки и письма до адресата идут по сто лет, часть из них и вовсе теряется — таково устоявшееся представление о «Почте России». Как будете его менять?
— Как раз в этом направлении мы и работаем. В 2014 году мы смогли повысить качество услуг — число жалоб, поступающих по всем каналам, в том числе и онлайн (который раньше не был задействован), снизилось на 33%, до 640 тыс. Мы также значительно подтянули сроки доставки письменной корреспонденции. Согласно последним данным Роскомнадзора, показатели улучшились в несколько раз по сравнению с 2013 годом. Что касается посылок, то сейчас мы доставляем их в среднем за 7–10 дней по Центральной России и за 15–20 дней по стране. Для сравнения: в 2011—2012 годах речь шла о полутора-двух месяцах.
Конечно, мы понимаем, что это не предел и еще есть много над чем работать. Сейчас основное внимание мы начинаем уделять качеству обслуживания на «последней миле», в почтовых отделениях. В пилотных проектах мы будем тестировать новую продуктовую линейку, новые форматы. К ним относятся: зона круглосуточного обслуживания, электронные очереди, выделенные окна под конкретные типы услуг, новая упаковка посылок, розница в формате самообслуживания. Задача — отточить новые алгоритмы работы. Речь про кардинальное изменение всего процесса и технологии взаимодействия с клиентами.
«Сотрудники получали премии за пройденный километраж»
— «Почта России», как и все предприятия, в кризис стремится сократить затраты. На чем экономите?
— Для госкомпаний кризис — это дополнительный стимул стать более эффективными. Но для «Почты» сейчас, вне зависимости от общей ситуации, повышение эффективности — задача номер один.
Когда мы проанализировали структуру затрат, то обнаружили, например, целый пласт компаний-посредников, в буквальном смысле паразитировавших на предприятии. Один только отказ от услуг подобных «партнеров» дал существенную экономию. Мы заключили прямые договоры и с авто-, и с авиаперевозчиками. Мы также перешли на централизованную систему закупок и корпоративного управления ликвидностью и контроля исполнения платежей. Оптимизировали затраты на расходные материалы, а также провели централизацию структурных подразделений. Всего по итогам 2014 года нам удалось сократить затраты на 6%.
Мы хотим создать эффективную и современную «Почту», которая приносит доход акционеру — государству, а не отдельным частным лицам. Да, наши действия не нравятся компаниям, сотрудничество с которыми прекращается, а смена управленческой парадигмы вызывает недовольство у отдельно взятых сотрудников. И критика «Почты» в публичном пространстве нередко связана именно с этим.
— Параллельно с оптимизацией бизнес-процессов вы повысили зарплаты сотрудникам. Как это сочетается между собой?
— Как я уже отметил, общие расходы на персонал в 2014 году увеличились на 13%. Когда в начале 2014 года мы принимали решение о повышении заработной платы, мы в определенной степени рисковали, потому что эти деньги надо было еще заработать. Нам это удалось. Мы по-прежнему нацелены на дальнейшее повышение заработных плат, однако чтобы этого достичь, нужно сделать «Почту» конкурентной в прибыльных сегментах — в частности, в сегменте финансовых услуг и базовых банковских продуктов.
— Сотрудники «Почты России» публично жаловались, что одновременно с повышением зарплат вы урезаете премиальную часть, поэтому рост доходов якобы мнимый.
— Раньше к окладам, которые являются базовой частью заработной платы сотрудников, прибавляли большое количество всевозможных надбавок — сетевых, месячных, полумесячных, недельных, за лояльность и т. д. При этом речь не идет о сдельной оплате труда. В итоге никто точно не мог посчитать и объяснить, за счет каких достижений выплачивались эти так называемые «премиальные». Все считалось «на коленке», единой системы контроля не было. Например, премии могли получать не за количество разнесенных по адресам писем и газет, а за пройденный километраж, который сотрудник проставлял себе сам.
Поэтому, когда в 2014 году мы подняли официально окладную часть, мы также сформулировали четкие KPI, которые необходимо выполнять каждому сотруднику, чтобы получить премию. По факту в 2014 году затраты на персонал выросли на 10,5 млрд руб. А людей удивляло то, что для получения бонуса нужно выполнить поставленные задачи
— А выполнение каких KPI стоит перед вами? Какие задачи вы ставите перед своей командой на 2015 год?
— Система показателей эффективности привязана к каждому конкретному направлению. Но если говорить в целом, то наша основная задача в 2015 году — выполнить бюджет, а это означает, что выручка должна быть не меньше, чем в предыдущем году, а чистая прибыль не должна уйти в минус. Если в 2014 году мы доказали, что почта может быть эффективной и прибыльной, то задача 2015 года, несмотря на сложную экономическую ситуацию, — зафиксировать этот результат. При этом необходимо принимать во внимание, что если в первом полугодии 2014 года мы еще получали остатки государственных дотаций за предыдущий 2013 год, то в 2015 году эта цифра будет равна нулю.
Это будет еще одним подтверждением того, что «Почта России» способна стать самоокупаемой даже в условиях кризиса и отсутствия финансовых вливаний со стороны государства. Но для того чтобы «Почта» могла приносить государству прибыль, необходимо развиваться и высвобождать внутренние ресурсы финансирования реформы, использование которых сейчас ограничено, в том числе архаичной юридически-правовой формой ФГУП. Принятие законов о почтовой связи и особенностях акционирования «Почты России» необходимо для того, чтобы мы могли реализовать одобренную правительством страны стратегию развития. Без них она становится невыполнимой.
«Мы не просим эти деньги у государства, а готовы их заработать самостоятельно»
— Когда вы ожидаете принятия законодательных решений? Что это может дать «Почте»?
— Есть опасения, что в весеннюю сессию Госдумы закон о почтовой связи принят не будет. При грамотной и правильной работе осенью можно провести оба законопроекта, тем более они взаимосвязаны. При первом чтении закон о почтовой связи вызвал много нареканий, ко второму и третьему он должен быть доработан — внесено более 700 поправок. При этом, если принять отдельно закон об акционировании без грамотного закона о почтовой связи, то через 3–5 лет «Почта» перестанет существовать в том виде, в котором она есть: не будет единой «Почты» как организации, она будет разделена на два блока — прибыльная часть будет приватизирована, а дотационная останется в государстве. Но мы считаем, что это убьет почту как государственный институт.
Национальная государственная почта всегда будет выполнять свои социальные функции — оказание универсальной услуги связи, доставка периодических печатных изданий по всей стране, выплата пенсий и пособий. Если государство ставит перед почтой задачу оказывать эти услуги по льготным тарифам ниже себестоимости, то почтовому оператору необходим понятный и прозрачный компенсационный механизм. Существуют два варианта реализации такого механизма. Первый вариант — это финансовые компенсации от государства, что в текущей экономической ситуации было бы неправильным. Второй вариант — предоставление почте защищенного сегмента, например на доставку уведомлений от государственных органов населению, как это происходит во многих странах.
Форма акционерного общества также дает возможность развивать финансовые услуги, получая от них необходимый для содержания и развития сети доход. Акционирование также позволяет оптимизировать сеть почтовых отделений за счет выдачи франшиз, увеличив количество точек, где население сможет получить универсальные почтовые услуги. Еще один колоссальный ресурс, который высвобождается при акционировании, — это эффективное управление имущественным блоком.
— Если акционирование не состоится, вы останетесь руководителем «Почты России»?
— Я буду работать до того момента, пока буду чувствовать, что от моей работы есть польза. В любом случае и при любом сценарии то, что мы делаем сейчас, — это подготовка «Почты» к акционированию. Для государства как собственника важно иметь прозрачный, эффективно работающий и приносящий доход актив. Мы к этому стремимся и, я уверен, мы этого добьемся. Пока же мы в ситуации тех людей, которые оттачивают технику прыжков с вышки, а бассейн при этом пустой. Но бесконечно находиться в таком состоянии невозможно.
— Вы говорите, что в определенный момент для дальнейшего развития потребуются инвестиции. Сколько их нужно и каковы источники финансирования?
— Согласно стратегии развития «Почты России» — около 130 млрд руб. до 2018 года. Как я уже не раз говорил, мы не просим эти деньги у государства, а готовы их заработать самостоятельно. Основных источников два — доход от финансовых услуг и эффективное управление имущественным блоком, который сейчас является зачастую обременением, требующим инвестиций в поддержание его в рабочем состоянии и не приносящим ту прибыль, которую он мог бы приносить.
Обладая широкой филиальной сетью, «Почта России» может стать проводником базовых банковских услуг в отдаленные регионы страны. Почтовые банки в Японии, Италии, Франции зачастую приносят более 80% прибыли национальным почтовым операторам. Появление в России почтового банка не только приближает нас к «бескэшевому» обществу, но это еще и возможность заставить работать на экономику страны те деньги, которые хранятся у населения в кубышках просто потому, что у людей нет доступа к получению банковских услуг там, где они живут.
Если же говорить об эффективном управлении имущественным блоком, то здесь, помимо успешной модели Почты Германии, которая финансировала модернизацию своей инфраструктуры за счет продажи непрофильных объектов недвижимости через публичные аукционы, может быть интересен опыт Японии. Вместе с соинвесторами Почта Японии, сохраняя исторический облик почтовых отделений в центрах городов, получает серьезный доход от сдачи в аренду современных торговых и деловых центров, построенных вокруг этих исторических зданий.
— На какую компанию вы ориентируетесь, создавая идеальную «Почту России»?
— Знаете, несмотря на то, что Россия, безусловно, особенная страна, изобретение велосипеда — не самое продуктивное занятие. Если в Германии государство, приняв решение о реформировании национального почтового оператора, предоставило ему 18-летнюю монополию на внутреннем рынке, чтобы сделать немецкую почту великой, то в России антимонопольное законодательство в почтовой отрасли довольно далеко ушло в своем развитии относительно рынка.
У нас считается, что если «Почта России» — это естественная монополия, то с ней нужно бороться. При этом никто не обращает внимания на то, что «Почта» осталась монополистом только в убыточных сегментах рынка, а в прибыльных — стремительно потеряла свою долю в течение последних десяти лет.
Иногда доходит до абсурда. Приведу пример. В регионе Х разыгрывается конкурс на доставку уведомлений от государственных органов населению. При этом в конкурсной документации заранее прописывается, что принять участие в нем могут только компании мелкого и среднего бизнеса. Как правило, такие конкурсы выигрываются небольшими операторами, аффилированными с организаторами самого конкурса. Они и осуществляют доставку уведомлений внутри городов региона, что прибыльно, а «остатки» скидывают «Почте», которая развозит их по деревням, где на тысячу километров всего пять отправлений. Это убыточно, но отказаться мы не можем. К сожалению, это один из примеров нашей российской специфики.
«Мы хотим построить сберкассу 1970-х годов с современным сервисом и продуктами»
— Если на законодательном уровне все сложится в пользу «Почты России», в каких сегментах планируете зарабатывать?
— Направлений развития несколько. Первое — сегмент массовой адресной рассылки. В России на одного человека приходится в среднем полтора таких сообщения в год, в западных странах — 86 писем, то есть в 57 раз больше. Перспективы можете оценить сами. Далее сегмент G2 °C — корреспонденции от государственных органов частным лицам. Электронная почтовая система в симбиозе с гибридной почтой позволит госорганам сократить расходы на рассылку уведомлений, а граждане смогут получать юридически значимые письма в режиме онлайн. Но, конечно же, одним из самых перспективных сегментов остаются финансовые услуги. В финансовой сфере у вас есть сильный противник — Сбербанк. Я считаю, что Сбербанк — выдающийся проект талантливого менеджмента. Но это классический банк, который сегодня зарабатывает во всех сегментах, включая корпоративный. Мы же хотим построить достаточно «легкий» банк: в хорошем смысле слова — сберкассу 1970-х годов, но с современными банковскими продуктами и современным уровнем сервиса. Несмотря на то, что идет постепенное перетекание аудитории в онлайн, наличие такой сети, которая есть у «Почты России», будет востребовано еще 15–20 лет. Первичная продажа банковских услуг все равно происходит в офлайне. Особенно это актуально для сельской местности.
У нас нет задачи ворваться на рынок кредитования, чтобы потом, в случае дефолта, бежать и просить денег у государства. Для кредитования населения нужны более серьезные инвестиции в инфраструктуру и более высокий уровень экспертизы. Но для того, чтобы оказывать базовые банковские услуги — открывать счета, выпускать пластиковые карты и принимать платежи и переводы — у «Почты» есть более 200 лет опыта оказания финансовых услуг населению. Через «Почту» проходит объем в 3,5 трлн руб. Поэтому говорить о том, что у нас недостаточно компетенций, — смешно.
— И все же опасения Сбербанка небеспочвенны: вы хотите выйти на банковский рынок с сетью в 42 тыс. филиалов. Сегодня у всех банков вместе взятых порядка 39 тыс. отделений.
— Безусловно, появление государственного финансового института, обладающего такой сеткой отделений, повлияет на расстановку сил в розничном сегменте. Пересечения, безусловно, будут, и конкуренция тоже. Но они будут в городах, где роль почтового банка будет нишевой. Для большинства населения в сельской местности мы можем стать первым банком, где каждый житель России в 16 лет сможет открыть счет и научиться работать с «пластиком».
— В последнее время вы предлагаете целый ряд решений и сервисов для интернет-продавцов. У «Почты России» есть амбиции стать российским Amazon?
— Мы сейчас тестируем площадку по интернет-заказам вместе с партнерами. Перед новогодними праздниками за месяц мы получили 200 тыс. заказов — это очень хороший результат. Мы не хотим быть ни eBay, ни Amazon. Они уже есть, и наша задача, чтобы и eBay, и Amazon пользовались нашими услугами. У нас будет портал-агрегатор по электронной коммерции, на котором смогут размещаться компании и продвигать свой товар. Пользователи будут делать заказы, а мы будем принимать заявки и доставлять покупку в ближайшее отделение связи. В первую очередь такая площадка нужна российским компаниям и частным предпринимателям, которые хотят развивать электронную торговлю. Я сам с удовольствием заказывал бы из Липецкой области, например, мед.
— В прошлые годы интернет-магазины много натерпелись с вашей доставкой. Как вы возвращаете доверие продавцов? Или расчет на то, что у интернет-магазинов зачастую нет альтернативных вариантов?
— В сегменте электронной торговли 2015 год для нас переломный. Понятно, что объемы у компаний, которые занимаются торговлей, несколько снизились. И для них сейчас качественная и дешевая доставка как никогда актуальна. Наши продукты стали конкурентны и по цене, и по качеству. Например, мы впервые прописываем в договорах конкретные сроки доставки, при несоблюдении которых мы готовы платить. Такого никогда не было. Мы начинаем отвечать деньгами за собственные обещания.
— Вы пытаетесь изменить не только бизнес-процессы, но и, по сути, поменять отношение людей к «Почте России». Прошлый ребрендинг, за который, правда, вас ругали, был в 2008 году. Сейчас планируете нечто подобное?
— Изменение имиджа, безусловно, необходимо, и мы это понимаем. Но наша задача поменять его не на год-два, а кардинальным образом. Можно провести бесконечное количество рекламных кампаний, но когда клиенты придут в отделение и опять увидят очередь, то вы получите только обратный эффект.
Поэтому мы второй год занимаемся только рыночными исследованиями и прикладными вещами, которые можно распространить на сеть и которые дадут реальные изменения. На этот год у нас запланированы 26 «пилотов» — отделений нового типа, о которых я уже говорил. Процесс идет непросто, потому что каждое отделение «Почты России» уникально — как по метражу, так и по планировке. Но думаю, со второй половины 2016 года мы начнем тиражировать обкатанные в них решения по всей стране.
— Вы внедряете новые технологии в отделениях, недавно выпустили мобильное приложение, осенью планируется запуск нового сайта. Пытаетесь омолодить вашу целевую аудиторию?
— Мы проанализировали данные и с удивлением обнаружили, как изменилась аудитория «Почты России» с точки зрения уровня образования и дохода, с точки зрения возраста и социального статуса. За последние три года — с 2011 по 2014 годы — количество наших клиентов в возрасте от 20 до 35 лет выросло на 11%, число людей с высшим образованием увеличилось на 7%, с высоким уровнем доходов — на 5%. Нашим мобильным приложением всего за один год работы начали пользоваться более 1,5 млн человек.
— Друзья и знакомые часто обращаются к вам с вопросом «где моя посылка»?
— Раньше спрашивали, и таких звоночков было много. Но за последний год таких обращений стало сильно меньше. Я надеюсь, что это объективно. Опять же, мы только начали реально реформировать почту: подтянули магистраль, логистику, начинаем менять процессы в отделениях. Надеюсь, что наши потребители стали чувствовать реальные изменения. Но радикально отношение к нам поменяется тогда, когда исчезнут очереди в отделениях, а поход на почту станет приносить позитивные эмоции.
Полина Русяева, Виталий Акимов
«Я могу с ходу пошутить 25 смешных шуток про горло». Интервью заместителя главного редактора «Эха Москвы» Татьяны Фельгенгауэр
В понедельник, 6 ноября, заместитель главного редактора радиостанции «Эхо Москвы» Татьяна Фельгенгауэр вернулась в эфир на один день — сейчас она проходит реабилитацию после покушения.
Дмитрий Оленин: «В Москве я решил сразу брать быка за рога и пошел на «Русское Радио»
1 декабря «Русское Радио — Череповец» отметило день рождения. Почти четверть века назад в эфире радиостанции дебютировал Дмитрий Оленин.
Константин Эрнст: настоящий кризис на телевидении начнется в 2016 году
В большом интервью генеральный продюсер Первого канала Константин Львович Энрст рассказал о перспективах российского телевидения во время кризиса, о своей непростой работе во время Олимпийских игр в Сочи и о своей позиции в отношении Украины и событий, которые там происходят. Интервью проходило в рамках специального проекта ТАСС "Первые лица".
─ Продолжаете принимать поздравления по случаю двадцатилетия канала, Константин Львович?
─ Да вроде бы все, кто хотел, уже высказались. У меня сдержанное отношение к подобным календарным датам. Даже по формальным признакам. Настоящий юбилей кратен 25.
─ Значит, это были предварительные итоги. Кризис не слишком помешал их подведению?
─ Он ведь коснулся не только нас. Мы все живем в одном времени, кто-то ближе к эпицентру, кто-то ─ дальше. У центровых недостаток: волна плотнее и бьет сильнее. Зато видишь раньше, дальше и глубже. СМИ вообще и телевидение, в частности, ощущают приближение проблем раньше, чем министерство финансов. Торможение, а потом и снижение объемов рекламы начинается месяцев за 7-8 до реального кризиса. Происходит это вазомоторно. У компаний идет падение по ритейлу, и они урезают бюджеты на рекламу в СМИ. Уже прошлой весной мы полномасштабно готовились к неизбежному, в апреле 2014-го завершив первый раунд встреч и переговоров о снижении затрат на контент. Еще до конца того года сократили штат сотрудников на десять процентов. Сейчас минимизируем все виды расходов, лишь бы не трогать больше людей.
─ Как все отразилось на качестве того, что идет в эфир?
─ Пока практически не ударило. Так устроено телевидение, что сначала затраты и вложения, а потом продукт. Пока показываем сериалы, профинансированные год-два назад. По-настоящему накроет во второй половине 2016-го и позже.
─ А по программам?
─ Это случится раньше. Уже ближайшей осенью. В январе реклама на канале упала на 37% по сравнению с тем же месяцем 2014-го. Сейчас ситуация как-то стабилизируется, но на цифрах, которые нас совсем не радуют. И наши рекламщики ничего не могут сказать о перспективах на второе полугодие. При этом я не говорю об изменившемся курсе доллара и евро, речь о падении в рублях. Добавьте существенно изменившуюся кредитную ставку. Раньше каналы брали короткие кредиты и отдавали производителям сериалов, чтобы те могли снимать, поскольку деньги за рекламу приходят не слишком равномерно. При такой высокой ставке о кредитах надо забыть. В итоге у меня тридцать готовых к запуску проектов ─ с проведенными кастингами, с собранными съемочными группами, но я не даю людям отмашку, поскольку не вижу перед собой графика, по которому мог бы всех равномерно финансировать. Едва цикл нарушается, растут расходы. Голливудские картины, как известно, стоят дорого, но снимаются быстро. Каждый потерянный день обходится в огромную сумму. В кинопроизводстве крайне важны равномерность и четкость финансирования. Подписывают актеров, большинство из которых заняты в театрах, составляют точные графики аренды техники, павильонов, прочих объектов. Люди запускаются, им надо выдерживать ежедневную выработку. Если у тебя сериал, и ты не снимаешь двенадцать минут полезного материала за смену, бюджет трещит по швам…
Уже ясно, что кризис года на два. Минимум. До конца текущего года телезрители не заметят ухудшения качества. Мы продолжим показывать сериалы, снятые еще в "жирные" годы, а что программы будут чуть попроще, так ведь не настолько, чтобы это сильно бросалось в глаза.
─ Публика не перетечет к соседям по эфиру?
─ В большом кризисе все опускаются примерно одинаково. Телевидение станет беднее, но смотреть его не прекратят, скорее, наоборот – у людей меньше вариантов, как провести свободное время. Они реже ходят в магазины, театры, рестораны и на концерты, больше сидят дома. Нет, позиции ТВ останутся крепкими ─ даже с учетом, что это будет не так дорого и шикарно. Почти наверняка аудитория основных телеканалов вырастет. Другое дело, что это трудно капитализировать, пунктов рейтинга может быть больше, чем предложений по рекламе, но мы ведь не только ради выручки работаем.
─ На вашей памяти, случались схожие по глубине спады?
─ Был 2008 год. А в 98-м на Первом канале, который еще назывался ОРТ, людям несколько месяцев не платили зарплату, все работали под честное слово. Мы перемонтировали и показывали сериалы "Тени исчезают в полдень" и "Вечный зов". Голь на выдумки хитра! Рынок телерекламы схлопнулся тогда до ста миллионов долларов на все российское телевидение, упал в семь раз. Сравните с почти пятью миллиардами долларов, которые все каналы собирали в последние годы. Есть разница, согласитесь.
─ А если кредиторы потребуют сейчас от Первого счета к оплате? Сумма-то набежала приличная: сторонним производителям контента по итогам 2014-го вы должны уже около семи миллиардов рублей, а год назад было шесть миллиардов с копейками.
─ Мы в диалоге с нашими производителями. Приходится ужиматься, дисконтировать цены в контрактах. Ради сохранения бизнеса многие сокращаются до полного отсутствия прибыли. У нас хорошая закалка, а сложный период лучше пережить сообща. Вместе упадем, вместе поднимемся.
─ Кстати, давно хотел спросить: а кто гоняется-то за вами? На Первом канале который год кряду звучит рефреном: нас не догонят. Вот и Олимпиаду в Сочи открывали этой песней.
─ Этот слоган из нашего осознанного хулиганства давно стал брендом. А на церемонии открытия Игр мы выбрали его в качестве здоровой провокации, чтобы сбить излишний пафос. Но в результате как в воду глядели: никто нас так и не догнал.
Жизнь вообще ─ своеобразная форма забега. Двигаться надо. Желательно ─ вперед. А если уж побежал, то руководствуйся принципом "нас не догонят".
─ Слышал, ваш, Константин Львович, гонорар за участие в подготовке Олимпиады составил рубль?
─ Это так. Но это и не была работа в чистом виде. Глупо полагать, что твое объяснение в любви должно быть оплачено.
─ Вернемся к забегам. На ваш взгляд, в ту ли сторону бежали мы весь последний год?
─ Олимпиада на эмоциональном уровне сообщила миру: Россия возвращает себе статус великой державы. И дело не только в количестве завоеванных золотых медалей. Я благосклонно отношусь к конспирологии и не могу не отметить, что острая фаза противостояния на Майдане в Киеве удивительным образом совпала с пиком Игр в Сочи.
─ А в итоге Россия оказалась заложницей событий на Украине?
─ Знаете, есть вызовы, от которых нельзя уклониться, в противном случае надо сразу поднимать руки и капитулировать. У России нет к этому исторической склонности.
─ Вопрос не только про страну, но и конкретно про вас, Константин Львович.
─ Хотите услышать, сожалею ли, что внешнеполитические события, произошедшие во время Олимпиады и после нее, не дали до конца насладиться триумфальным шлейфом Игр? Покривлю душой, если скажу, что нет.
Могла ли Россия в сложившихся обстоятельствах поступить по-другому? Уверен, не могла.
Понимаете, это проблема экзистенциальная. Надо признать: мы живем в эпоху пертурбаций. Правила двадцатого века закончились, старые модели отношений между странами ─ политические, экономические ─ поистрепались, а новые еще не прописаны. Нужно садиться и договариваться. Все происходит на наших глазах. Безусловно, лучше наблюдать за происходящим со стороны, из отдаления, но тут уж выбирать не приходится. Бог решает, когда и кому родиться.
─ Пока же Украина запретила вам въезд на свою территорию, объявив, по сути, врагом государства…
─ Случившееся меня расстраивает, хотя не слишком удивляет. Я люблю Украину, особенно Киев, и очень не люблю нынешние киевские власти…. Но при таком нарушении всех моральных и энергетических балансов долго они продержаться не могут. Люди не готовы жить в подобном мороке продолжительное время. Даже если сейчас им еще так не кажется. Любой человек внутренне стремится к стабильности существования, а у этой власти, чтобы удержаться, есть единственный способ ─ продолжение военных действий. Но вариант этот коротко живущий. Да и вовсе не вариант.
─ Судя по тому, что показывает и рассказывает телевидение по обе стороны баррикад, до мира еще далеко. Люди ведь смотрят… Насколько вырос удельный вес программ о политике в эфире Первого канала?
─ Новостной объем увеличился процентов на тридцать, по общественно-политическому вещанию ─ больше. Раза в два. Телевидение отвечает на запросы. Если какая-то тема становится главной, мы должны говорить о ней.
─ Вам настоятельно посоветовали уделять Украине больше внимания?
─ Нет, это абсолютно инициатива канала. Люди боятся неизвестности, хотят понять, что происходит в мире и у ближайших соседей. Идущая в дневном эфире программа "Время покажет", в которой часто затрагивается украинская тема, имеет рекордные рейтинги для своего тайм-слота. В нервной ситуации надо проговаривать сложные вопросы, объяснять их, снимая фантомные страхи.
─ Неурочными звонками вас часто будят по ночам?
─ Обычно это связано с крупным ЧП или громким преступлением. Когда нашего оператора Толю Кляна убили в Донбассе. Когда застрелили Бориса Немцова. С пожаром в Новодевичьем монастыре наоборот ─ я звонил, поскольку узнал первым, случайно проезжал мимо, когда все только загорелось. Наши оперативно прислали тарелку, сделали прямое включение.
Автор проекта Андрей Ванденко