Татьяна Бажанова 2000 году основала культовое радио «Эрмитаж»: только джаз, блюз, соул, классика.

Как работа по антипиратскому законодательству меняет сознание людей, рассказывает Григорий Ивлиев

В июне администрация президента похоронила идею сбора денег с пользователей интернета и операторов связи за скачивание фильмов, музыки и книг: она не поддержала предложение Российского союза правообладателей (РСП) наделять операторов так называемой глобальной лицензией, в обмен на которую пользователи могли бы беспрепятственно скачивать контент в интернете. Однако идея «налога на интернет» жива. Новый руководитель Роспатента Григорий Ивлиев обещает, что его ведомство не оставит интернет-компании в покое и попытается сделать так, чтобы они делились с авторами и правообладателями частью своей прибыли. Ведомство предложит несколько вариантов – от миллионных штрафов за размещение пиратского контента до глобальной лицензии и создания специального фонда, деньги из которого пойдут на создание культурных ценностей.

– Первый вице-премьер Игорь Шувалов летом объявил о создании на базе Роспатента единого регулятора, которому будут переданы все вопросы, связанные с интеллектуальной собственностью. Какова цель его создания?
– Создание единого органа – это пока предполагаемое решение правительства. Мы новых полномочий еще не получили и работаем в рамках Роспатента. Необходимость создания такого органа можно объяснить сутью нашей экономики. Переход от одного экономического уклада (советского) к другому, казалось бы, совершился, но фактически это не совсем так. Даже переход от авторских свидетельств к патентам произошел всего 20 лет назад, когда уже складывалось российское законодательство.
Наша экономика другая, она совсем не похожа на западную экономику. И сколько бы мы ни исследовали, как интеллектуальная собственность развивается в США и Европе, мы все равно видим существенное влияние российского уклада на формирование этой сферы. Ее особенностью является то, что большая часть интеллектуальной собственности в России создается либо непосредственно за счет государства, либо при его большой поддержке. Это касается и промышленной собственности, чем как раз занимается Роспатент, но такая же ситуация, как ни странно, и с авторскими правами.
В этой сфере тоже необходимым существованием культуры является господдержка. Существует целая теория «опекаемых благ», согласно которой для успешного развития культуры необходима поддержка государства – и в момент создания культурной ценности или объекта интеллектуальной собственности, и в момент реализации этой собственности. Изобретатель что-то придумал, но надо все это оформить, чтобы реализовать его изобретение в экономике и внедрить в производство.
Также и автор – он написал пьесу, создал спектакль, его надо показать. Для этого нужны музыка, свет, театральное здание, нужны значительные средства, чтобы это все реализовать. Это опять же существенный вклад государства.
– Но почему в других странах культура успешно существует и в частном секторе?
– У нас культура развивается лишь при значительной поддержке государства. Поэтому и встал вопрос о создании единого органа в сфере интеллектуальной собственности– надо этими процессами эффективно управлять. Невозможно, создавая на миллиарды рублей научных или культурных ценностей, не предусматривать механизм их использования.

– Как это будет выглядеть на практике? Государство обычно крепко держится за изобретения и не всегда готово их отдать в частные руки. Например, Кремниевая долина в США как раз и выросла на коммерциализации изобретений, сделанных в том числе на средства государства.
– Государство сейчас уже не так сильно держится за то, что создано на его деньги. Но оно еще не придумало, как создать нашу Кремниевую долину. (Смеется.)
Управление в этой сфере как раз и должно создать такой механизм, когда выдающиеся достижения реализуются в том числе и в частном бизнесе. В этой части сейчас управляющих механизмов недостаточно. Почему Роспатент становится центром этой реформы? Потому что практический механизм будет опираться на ту систему правовой охраны, которая уже существует. Уже сейчас мы регистрируем патенты, товарные знаки и полезные модели и охраняем их. Но мы должны сделать так, чтобы получение патента стало конечной целью деятельности, особенно в научно-исследовательской и опытно-конструкторской работе.
Любые такие работы должны закончиться по крайней мере патентной заявкой, а сейчас это происходит далеко не всегда. Наличие патента позволит упростить использование изобретения. А сейчас у нас в большинстве государственных контрактов даже деньги не закладываются на оформление патентов, в том числе международных. Причем для этого не нужны новые законы – будет достаточно подведомственных актов.
– Как можно обязать оформлять патент? Ведь бывают ситуации, когда исследование было проведено, но ни к чему не привело. Бывают же ошибки. А потом придет прокуратура и спросит: «Где патент»? И как сделать так, чтобы изобретатели не сели за решетку?
– Они могут объяснить, что исследования зашли в тупик, случилась творческая неудача. Но тогда мы будем понимать, что не надо давать деньги организациям, которые многие годы не дают результата.
Поэтому будущая задача Роспатента – не просто регистрировать патенты, как это происходит сейчас. А ставить цели, разъяснять обществу, как создать объект интеллектуальной собственности, как его оформить и использовать.
– Будет ли создана какая-то дополнительная структура в придачу к Роспатенту?
– Нет, существующей структуры Роспатента достаточно, чтобы формировать рынок объектов интеллектуальной собственности. Мы просто получим дополнительные полномочия, наймем несколько чиновников, которые предложат документы, регулирующие эту сферу. И если мы будем формировать трастовое управление или какие-то залоговые отношения, то этим будут заниматься уже работающие в стране структуры. Мы сейчас встречаемся с предпринимателями, общественностью, юристами и выявляем компании, которые готовы осуществлять эту работу при государственной поддержке.
Самая большая наша беда – общая незаинтересованность в увеличении стоимости интеллектуальной собственности. Это гасит творческие стремления наших граждан.

– Какие именно полномочия и от каких министерств к вам перейдут? Когда фактически произойдет передача полномочий? Ведь ведомство уже создано, а, например, авторские права до сих пор регулирует Минкультуры.
– В единый орган могут перейти полномочия Минкультуры по регулированию авторских и смежных прав, Минобразования –по выработке нормативных актов, Минэкономразвития – по регулированию промышленной собственности.
Когда это произойдет, я точно сказать не могу – пока мы готовим документы. Думаю, что все это произойдет в этом году.
– Какие конкретные механизмы вы предложите для коммерциализации изобретений? Как сделать так, чтобы государство не заявило, что какой-то предприниматель украл у него изобретение и сделал на этом бизнес?
– Если предприниматель сделал бизнес на принадлежащей государству технологии, то государство должно ему содействовать. И это как раз одна из наших задач – создать систему стимулирования использования созданной государством интеллектуальной собственности.
Например, можно создать банк содействия патентованию. Этот банк может кредитовать изобретателей и создателей продукта. Этот же банк выкупает у изобретателя его изобретение, патентует его и распространяет. Лучше всего, если сам изобретатель что-то придумает и придет в банк за деньгами для реализации своего изобретения. Обычно именно эти люди лучше всего знают, как распорядиться созданной ими технологией, но чаще всего у них просто нет возможности ее реализовать. А структуры, созданные при поддержке государства, смогут, например, прокредитовать изобретателя под залог его патента, помочь ему получить выход на рынки и доступ к другим технологиям.
Сейчас общество вообще не знает, что происходит на рынке интеллектуальной собственности, у нас нет элементарного мониторинга этого рынка. У нас нет инвентаризации этой собственности, мы не знаем, как она амортизируется, как она обращается на рынке. Нет правил оценки интеллектуальной собственности, они должны быть выработаны.
Мы будем создавать типовые контракты, по которым объект становится видимым и появляется в гражданском обороте. Мы разработаем четкие методики оценки интеллектуальной собственности.
– Какие в России самые острые проблемы в сфере интеллектуальной собственности, которые требуют быстрого разрешения? Например, новых законодательных инициатив.
– Я не вижу таких проблем, которые требуют кардинального изменения законодательства. Есть точечные позиции, очень острые и важные, но они не требуют срочных законодательных инициатив.
Например, надо создать нормативное регулирование в момент создания объекта интеллектуальной собственности. Необходимы типовые контракты на создание таких объектов, которые давали бы разные варианты использования изобретений: государство может оставить изобретение себе, передать его исполнителю или оставить за собой право последующего изъятия и т. п. В целом у нас хорошая часть IV Гражданского кодекса, у нас большие проблемы с правоприменением в сфере интеллектуальной собственности.
– В сфере авторского права законодательство тоже достаточное? Принят так называемый антипиратский закон – эффективен ли он? Нужны ли другие инициативы?
– В сфере авторского права остаются неразрешенные проблемы. Антипиратский закон принят и работает, но надо довести дело до конца. Прежде всего надо наконец ввести штрафы для информационных посредников за незаконное использование чужой интеллектуальной собственности в случае отказа удалить контент по требованию правообладателя. Нашей целью не является наказание как таковое, это история про то, что мы должны поставить интернет-посредника и правообладателя в равные условия. Они равные субъекты в нашем правовом пространстве, но на деле они не равны. Фактически интернет-посредник сейчас делает то, что хочет, в отношении прав, которых у него нет. Мы уже ввели внесудебную процедуру отношений, но многие посредники до сих не реагируют на такие обращения правообладателей. И чтобы их стимулировать на такую реакцию, необходимы штрафы.
Нам важно создать такую систему, в которой интернет-посредник уже сам понимает, что на его ресурсе имеет место нарушение авторских прав, и реагирует на это. А не как сейчас, когда через две недели правообладателю уже не имеет смысла идти в суд и доказывать ущерб – его фильм и так все уже посмотрели. Известный продюсер хочет не судиться с интернет-ресурсами, он хочет снимать новый фильм на деньги, которые он получил от проката предыдущего.
Вот что нам показала недавняя история с «Аквариумом»? Что зритель готов заплатить за музыку, люди добровольно перевели деньги. Если бы у нас уже существовал другой механизм поощрения авторов, [Борису] Гребенщикову не пришлось бы собирать деньги. Именно эту проблему нам и надо решить – чтобы интернет-компании не забирали все деньги себе, а поделились бы с правообладателями: ровно так, как слушатели поделились с Гребенщиковым. А механизмы для этого у нас не созданы.
– То есть дело не только в штрафах? Нужны еще какие-то меры?
– Незавершенность этой системы делает ее неэффективной – это все равно что строить башню на половине фундамента. Если нет ответственности, механизм не заработает. Конечно, у нас уже не такая безнадежная ситуация в стране – есть много ресурсов с легальным контентом. Есть правообладатели, которые способны защитить свои права. Но в целом этот рынок авторских прав пока не защищен.
Возможны и другие решения – не только штрафы.
– Вы имеете в виду идею об ответственности пользователей за пиратство, которая не раз обсуждалась? Будет ли Роспатент продвигать эту идею?
– Ответственность пользователей уже есть в некоторых правовых системах, например во Франции. Но наше социальное государство и общество к этому не готовы. Но как возможное направление регулирования введение ответственности пользователей за пиратство остается.
Но есть и другие направления регулирования – например, если интернет-посредники захотят поделиться своими доходами с правообладателями. Весь их бизнес построен на том, что создается новая музыка, фильмы и люди хотят их смотреть. Большая часть информации, трафика – это произведения, защищенные авторским правом.
– Вы имеете в виду идею глобальной лицензии, предложенной РСП Никиты Михалкова?
– Да, в частности, речь идет о таких механизмах. Причем решение может быть как глобальное – то, что предлагал РСП, – так и частичное. Например, может быть создан интернет-фонд, который бы финансировал культурные процессы – создание фильмов, музыки и другого контента. То есть это могут быть прямые отчисления интернет-компаний на создание культурных ценностей.

Понятно, что интернет-компании опасаются, что этими процессами будут управлять непонятные люди. Но можно создать и другой механизм, когда компании будут сами напрямую финансировать создание контента. Телевидение Франции почему-то отчисляет в фонд создания фильмов, почему бы в нашей стране не ввести подобный механизм для интернета – среды, в которой сейчас в основном и распространяется контент.
– Какое решение поддержит Роспатент?
– Я думаю, что мы будем вырабатывать такое решение, будем выбирать из множества вариантов – начиная со штрафов и заканчивая глобальной лицензией.
– Как создать такой механизм, чтобы все были довольны? Как понять, кому и сколько интернет должен отчислять? Кто этим будет заниматься – организации типа Российского авторского общества (РАО)? Ведь к РАО много претензий от музыкантов...
– В любом случае эти вопросы должны быть урегулированы, а как именно – предстоит решить. Уже сейчас подготовлены изменения в Гражданский кодекс, которые реформируют деятельность обществ по коллективному управлению правами. Предлагается обязать их раскрывать информацию по определенному стандарту, кому и сколько денег они платят.
Что касается авторских обществ, то нужны внешний аудит таких организаций и раскрытие информации об их деятельности в интернете. Институт коллективного управления правами достаточно эффективен в последние годы: РАО, РСП и ВОИС увеличили выплаты авторам в 2 раза за три года. Это хороший результат. Критика авторских обществ, возможно, имеет основания. Но, сломав сейчас этот институт, мы лишим авторов примерно 6 млрд руб. в год.
Если полномочия по регулированию авторских прав перейдут в Роспатент, я думаю, мы вместе с правообладателями и интернет-компаниями выработаем тот механизм поощрения авторов, который будет устраивать все стороны и который даст необходимый эффект.
– Но интернет-отрасль и ведомства дружно выступили против идеи глобальной лицензии. Как вы будете дальше продвигать ее или похожие идеи?
– Те, кто был против этой идеи, должны были бы предложить некое альтернативное решение. Но, к сожалению, никакой инициативы с их стороны не было.
– Почему же операторы предложили создать реестр объектов интеллектуальной собственности? Нужен ли он и должен ли он быть государственным?
– Мы поддержим создание любых реестров, но оно не решит проблему пиратства. Реестры необходимы для того, чтобы управлять объектами интеллектуальной собственности. Как способ управления реестр необходим, но он не может быть исчерпывающим. Невозможно создать один реестр на все объекты авторского права – таких технических возможностей просто нет, так как контент создается постоянно, его невозможно оперативно заносить в реестры.
Я не думаю, что государство должно создавать свой реестр и управлять им. Пусть этим занимаются частные компании и общественные организации. Свой реестр уже ведут РАО – там около 800 000 произведений, Библиотека конгресса США. Ведение реестров – это закрепление гарантий своих прав. Задача государства – гарантировать права авторов раньше, чем их произведения попали в какой-либо реестр. Общий принцип – авторские права охраняются с момента их обнародования. Чтобы защитить автора, необходимы такие резкие меры, как штрафы для интернет-посредников. Наивно полагать, что все авторы могут эффективно защитить свои права в суде. Это говорят люди, которые не понимают, как сложна судебная процедура и сколько сил и средств она требует.
– Во многих странах уже действуют эффективные законы, защищающие авторов. Но фундаментально проблема пиратства в интернете не решена. Как вы думаете – почему? Может быть, система авторских прав в целом требует реформы? Такая реформа уже началась в Европе.
– В Европе это актуально, там регулятор хочет запрещать всем блокировку контента по географическому признаку. Этот вопрос требует существенной проработки. Я не готов сказать, что мы затеем и в России какую-то глобальную реформу в этой области. Кроме того, вопрос распространения контента и охраны авторских прав в интернете всегда будет также и в ведении Минкомсвязи. Это естественно, так как там очень много нюансов, которые надо учитывать. Сейчас из-за пиратства в интернете доходов не имеют не только неизвестные авторы, но и самые именитые композиторы, певцы, чьи шлягеры постоянно идут на радио и по телевидению.
– Но отсутствие доходов с радио и ТВ – это уже вопросы к РАО, которое собирает с радиостанций и телекомпаний отчисления авторам.
– Телевидение и радио – исправные плательщики. Но музыка и кино сейчас распространяются в основном в интернете, а интернет-компании не платят.

– Может быть, это означает, что в интернете не созданы качественные легальные сервисы? Например, те же онлайн-кинотеатры не могут по объему своих каталогов соревноваться с пиратскими сайтами.
– Есть нормальные легальные ресурсы. На одном обсуждении один из представителей таких ресурсов сказал, что когда «В контакте» отключилась на 2 часа, у сайта на 40% выросла кривая видеопросмотров. Если бы не было пиратов, то легальный ресурс мог бы гораздо больше платить правообладателям и мог бы позволить себе более полный каталог фильмов и музыки. Да, многие авторы через РАО мало получают. Но через интернет они вообще ничего не получают. Однозначно мы примем меры, ограничивающие пиратство, дающие преимущество легальному контенту и защищающие правообладателей. Если это не пройдет в форме глобальной лицензии, будем искать другие механизмы.
Важно, что та работа, которую мы ведем по антипиратскому законодательству, меняет сознание людей. Пиратский бизнес трепещет и висит на волоске. Достаточно закрыть пять самых больших пиратов – и легальный контент сразу станет доходным, авторы получат большие деньги. Именно так происходит в Европе.
– Если достаточно закрыть пять крупнейших ресурсов с контентом, почему правообладатели не закрывают «В контакте»? Ведь они сами считают соцсеть самым крупным ресурсом с пиратским контентом.
– Проблема не в том, чтобы только бороться с конкретными сервисами. Такой задачи нет. Задача – урегулировать отношения, а не закрыть кого-либо. У «В контакте» сильные акционеры, им пока удается отбиваться. Но даже они уже начали работу с правообладателями. В том числе и из-за принятого антипиратского закона.
– Мне рассказывали, что на встречах с правообладателями чиновники рекомендуют им не преследовать «В контакте» как раз потому, что у нее сильный акционер. Вы знаете о таких рекомендациях?
– Я таких рекомендаций никогда не давал. Не думаю, что и другие ведомства могут выступать с такой позицией.
– Как вы относитесь к объединению авторских обществ в единый профсоюз? Ведь эта форма еще менее прозрачная, чем НКО.
– Я бы не хотел вообще подробно обсуждать вопросы, связанные с авторскими обществами. Я не участвовал в процессе создания этого профсоюза. Прокомментирую, когда нам передадут соответствующие полномочия, сейчас этим все еще управляет Минкультуры. Ничего особенного в этом объединении я не вижу.
Но я знаю о вопросах к авторским обществам. Знаю, что есть много претензий, например, от музыкантов. Им непонятно, как авторские общества рассчитывают отчисления. Им кажется, что они слишком много оставляют себе на жизнь. Я четыре года курировал эти вопросы. И таких жалоб ко мне поступало немало. Поэтому сейчас при участии Министерства культуры работу этих обществ стараются сделать более прозрачной. Могу сказать, что сегодня в абсолютном выражении авторские общества выплачивают около 6 млрд руб. в год. А вот когда мы просчитывали механизм глобальной лицензии, речь шла уже об $1 млрд.
– Не требует ли система коллективного управления реформы?
– Эта система требует не реформы, а прозрачности. Скоро будет принят закон, требующий от таких обществ раскрыть, кому, сколько и за что они заплатили. Как только это будет понятно, мы проблему непонятных выплат снимем.
– Президент Владимир Путин в августе поручил правительству сделать работу авторских обществ более прозрачной. В частности, следить за их работой должен будет наблюдательный совет. Но из недавно опубликованного законопроекта Минкультуры следует, что работой этого совета будет управлять само авторское общество. Не странно ли это? О каком тогда контроле за работой общества можно говорить?
– Общество по коллективному управлению правами – это организация самих правообладателей. И вопрос, как собирать деньги и как их распределять, лучше всего решат сами правообладатели, а не какой-то государственный орган.
– Как набсовет будет контролировать работу авторских обществ, если его работа этими же обществами и регулируется?
– В совет войдут авторитетные люди, которые и будут оценивать, насколько правильно общество распоряжается собранными средствами. Они будут выдавать рекомендации и решения.
– Недавно Минкомсвязи предложило полностью отказаться от бездоговорного управления авторскими правами. Что вы об этом думаете?
– Никто сейчас не запрещает заключать прямые договоры с авторами. Хотите создать договорные отношения – собирайте правообладателей, объединяйте их в компанию и защищайте свои права. Полностью отменять работающий механизм, как бездоговорное управление правами... Ну тогда объясните всем авторам, что они перестанут получать те деньги, которые им сейчас выплачивают авторские общества. Это предложение основано на негативном настрое, оно не имеет смысла.
– Как вы относитесь к идее создания музыкального патриотического холдинга, которую предложил продюсер Владимир Киселев и ФГУП «Госконцерт»?
– Не стоит путать творческие жанры с патриотизмом. Мы много раз видели попытки создать патриотическое произведение, которые приводили к халтуре и дурновкусию. Патриотизмом надо заниматься на чувствах, на вере, на истории и благотворительности. А делить музыку на патриотическую и непатриотическую – это странно.
– Авторы идеи патриотического холдинга приходили к вам, когда вы были в Минкультуры, искали поддержки? Минкомсвязи их поддержало, например.
– Ко мне за поддержкой они не приходили. Я не слышал от организаторов, что они себя позиционируют как патриоты. По-моему, это просто некоторая коммерческая деятельность.

Анастасия Голицына
А. Гордеев / Ведомости
Ведомости

Главредом российского Forbes вместо Эльмара Муртазаева станет руководитель проекта «Сноб» Николай Усков. В интервью Усков пообещал, что в редакционной политике будет «более четко присутствовать международность»

​С осени 2015 года российским журналом Forbes владеет Александр Федотов, бизнесмен и владелец издательского дома «Артком Медиа» (журналы Numero, SNC, Golf Digest, Interni, Port) и 80% «Лез Эдисьон Жалю Рюсси» (L’Officiel). В интервью РБК в октябре он отметил, что журнал в будущем постарается «не заходить в политику».

После закрытия сделки Forbes покинули несколько крупных руководителей: гендиректор Axel Springer Russia (в него Forbes входил до продажи) Регина фон Флемминг, главный редактор Forbes Life и Forbes Woman Юлия Таратута и, как стало известно 14 января, главный редактор самого Forbes Эльмар Муртазаев.

Новым главным редактором стал Николай Усков, бывший главный редактор журнала GQ (2003–2012) и проекта «Сноб» (2012–2015), не имеющий опыта в деловой журналистике. В интервью РБК он рассказал, что будет происходить с Forbes дальше.

Компания «Прохоров Медиа» является одним из крупнейших игроков на радиорынке Тамбовщины. Активно работает в направлении развития сети радиовещания.

Бывший руководитель Сергея Магнитского, глава компании Firestone Duncan Ltd. Джемисон Файерстоун заявил, что телеканал НТВ обманом взял у него интервью. Об этом он написал в открытом письме к генеральному директору ОАО «Газпром-Медиа Холдинг» Юрию Сенкевичу и гендиректору НТВ Владимиру Кулистикову, размещенном 7 февраля на портале PublicPost.

По словам Файерстоуна, журналистка НТВ Диана Джемилева, которая брала у него интервью 5 февраля, обманула его, представившись корреспондентом канала «Аль-Джазира» Дианой Коршуновой. «Я не даю разрешение на использование интервью в каком бы то ни было виде и каким бы то ни было способом», — говорится в письме.

Гендиректор «Газпром-медиа» Дмитрий Чернышенко — о рекламном рынке, планах по развитию холдинга и запуске «Матч ТВ»

Сменив в январе Михаила Лесина на посту главы «Газпром-медиа» (каналы НТВ, ТНТ, радиостанции «Авторадио», «Эхо Москвы», продюсерская компания Comedy Club Production и др.), ДМИТРИЙ ЧЕРНЫШЕНКО за девять месяцев поменял модель управления холдингом и теперь готовит к запуску новый федеральный спортивный телеканал на частотах купленной у ВГТРК «России 2». В своем первом после назначения интервью он рассказал, что сейчас происходит в «Газпром-медиа» и как «Матч ТВ» должен изменить рынок спортивных трансляций в России.

Киселев: «Играть буду на стороне зрителей»

Дмитрий Киселев, ведущий программ «Вести недели» и «Знание — сила» на ВГТРК, генеральный директор МИА «Россия сегодня», — об иске к Евросоюзу, свободе слова и любви к телевидению

Руководитель МИА «Россия сегодня» и популярный телеведущий Дмитрий Киселев в интервью корреспонденту «Известий» Ирине Ненашевой рассказал, почему решил судиться с Евросоюзом, а также о скандальности своей славы и о том, что никогда не призывал вырезать сердца у содомитов и превращать Америку в радиоактивный пепел.

— Мало скандальной славы, еще и судиться решили?

— Сначала о степени скандальности славы, а потом о суде.

Большинство людей ассоциирует меня с программой «Вести недели», которая, по опросам фонда «Общественное мнение» Александра Ослона (fom.ru), последние три сезона удерживает стабильное лидерство среди аналитических телепередач и по известности, и по смотримости, и по симпатиям к ведущему. Эти данные основаны на измеряемых величинах и носят объективный характер. Если это и можно назвать славой, то она уж точно не скандальна.

Скандальность, о которой вы говорите, — это рукотворное явление на очень ограниченной площадке грязной зоны интернета. Она же — донор западных СМИ, которым интересно демонизировать Россию и всё, что с ней связано. Телевидение и «Вести недели» в этом смысле — частный случай. Создав жуткий образ Путина, они сами же на него и обижаются. Или делают вид, что трясутся от страха, и тем объясняют рост своего военного потенциала у наших границ. Кстати, ничего специфически антироссийского я в этом не вижу. Не надо паранойи. Просто США так воюют за мировое господство.

— Вы хотите сказать, что не допускали скандальных высказываний?

— Понимаю, о чем вы спрашиваете. Попробую расшифровать скандальность моего образа, созданного интернет-хейтерами. В нем я сталинист, гомофоб и содомит одновременно, призывающий превратить Америку в радиоактивный пепел.

Так вот. Сталинистом я стал за то, что однажды сказал, что Путин по масштабу деятельности в России сравним со Сталиным. Кстати, здесь нет никакой качественной оценки деятельности того и другого. Масштаб — это просто объем.

Гомофобом прослыл после того, как предложил России перейти на систему донорства крови, принятую в ЕС и США. Там действующим геям донорство крови запрещено. В России таких ограничений нет. Вырезать сердца из геев я никогда не призывал.

В содомита меня превратили те, кто не принял моей инициативы регистрировать в России гражданские союзы независимо от пола. Хотя нечто подобное у нас есть уже давно, например опека или некоммерческое партнерство. Пола же там никто не спрашивает. Я просто предложил еще одну форму, некое развитие нашего Гражданского кодекса.

Наконец, я никогда не призывал превратить Америку в радиоактивный пепел. Я просто констатировал, что Россия — единственная страна в мире, которая обладает достаточной военной мощью, чтобы ответить на внешнюю агрессию в качестве удара возмездия. Считаю это высказывание антивоенным, призывающим США вести себя более осмотрительно и более ответственно в мире.

Идя по пути демонизации, европейцы еще придумали, что я был сторонником ввода российских войск на Украину, и на этом основании ввели против меня персональные санкции. Уж войска на Украину я точно никогда не призывал вводить. Это факт. Теперь вот будем судиться. Даже интересно, чем они будут доказывать то, что я не говорил. Иск подан в Европейский суд общей юрисдикции. Он в Люксембурге.

— Почему только сейчас затеяли процесс?

— Думал, за год они очухаются и отменят свои глупости — санкции против журналиста. Не очухались. Переоценил их способность видеть себя со стороны.

— Но санкции наложены на вас еще и как на «центральную фигуру путинской пропаганды»?

— Во-первых, никто не может точно объяснить, что такое пропаганда. Любое суждение и даже изложение любого факта при желании можно отнести к пропаганде. Куда понятнее такая категория, как свобода слова, зафиксированная в конституциях России, США и Евросоюза. На нее и опираемся. Свободу слова и практикуем. Центральная фигура? Вы же сами понимаете, что это глупость. Так могут считать лишь люди, далекие от российской прессы… Путинский? Мой принцип — работать не на личности, а на ценности. «Вести недели» позиционируется именно как авторская программа, где я часто подчеркиваю «я думаю», «на мой взгляд»... Или «здесь с Путиным согласен лишь частично», или «лично я здесь не могу согласиться с президентом». Например, так было, когда Путин как-то назвал «обычной конкуренцией» препоны Запада «Южному потоку». На мой взгляд, это как раз была недобросовестная конкуренция, использование нерыночных методов в борьбе за рынки. Если же говорить о мировоззренческой позиции, то я бы определил ее как просвещенный консерватизм, основанный на традициях многонациональной культуры России. Сейчас это уже общественный мейнстрим.

— Можете ли вы сказать, что придерживаетесь беспристрастной позиции, что в западной школе журналистики считается особенно ценным?

— С фактами я стремлюсь обходиться корректно, хотя мою позицию уж точно нельзя назвать беспристрастной. Как нельзя назвать беспристрастной позицию любого яркого публициста в Европе или Америке. Беспристрастен ли Мишель Уэльбек во Франции? Беспристрастны ли карикатуристы из «Шарли Эбдо»? Беспристрастен ли телеведущий Гленн Бек с FoxNews, назвавший Обаму расистом? Беспристрастен ли Билл О'Рейли на том же канале? Беспристрастен ли Дэвид Ремник из «Нью-Йоркера»? Беспристрастен ли глава международного отдела журнала The Economist, который на Мюнхенской конференции требовал журналистов телекомпании RT и радиостанции Sputnik не считать журналистами и превратить в изгоев, лишив их права на продолжение профессиональной карьеры? Все политические публицисты ведут полемику. Таким образом они реализуют свое право на свободу слова, подтвержденную в конституциях своих стран и во Всеобщей декларации прав человека от 10.12.1948. И ни против кого из названных, естественно, нет никаких санкций.

— Есть ли у вас всё же некий уклон, в особенности в том, что касается ситуации на Украине?

— Есть. Он заключается в том, что я считаю вооруженный госпереворот в Киеве 22 февраля 2014 года недемократичной технологией смены власти. Такая технология неприемлема — будь то для Украины, Великобритании, Франции или России. В то же время, повторюсь, я нигде и никогда не высказывался в поддержку «ввода российских войск» — ни на Украину, ни в Крым. При Украине в Крыму у России была согласованная квота на численность вооруженных сил. Никакой нужды вводить туда войска дополнительно не было. Что же касается вооруженного конфликта на востоке Украины, то у меня ярко выраженная антивоенная позиция. Боевые действия следует незамедлительно прекратить и договариваться. Минские соглашения для этого — здоровая основа. Главное в них — прямой диалог Киева и Донбасса.

— Вернемся к иску против Евросоюза. Зачем судимся?

— Во-первых, это нужно ради защиты такой безусловной ценности, как свобода слова на континенте. То есть самой Европе нужно. Не стоить марать себя санкциями против журналиста. Если легализовать персональные санкции журналистам, то где остановиться? Во что тогда превратят прессу? Из всех гражданских свобод свобода слова — самая ценная хотя бы потому, что если потерять все остальные свободы, а оставить лишь свободу слова, то утраченные она вернет. Кажется, это известно и без меня.

Во-вторых, персональные санкции против меня странным образом распространяются европейцами на Международное информационное агентство «Россия сегодня» и даже на RT, к которому я не имею никакого отношения. Пора с этим как-то разобраться. В-третьих, допускаю, что попал в списки по ложному доносу. Мир изменился. И сейчас в кругах наших либералов-западников нетерпимость к другому мнению стала модной. При этом практикуется составление всевозможных списков, куда попадают те, кого «потом» будут судить. Сейчас же списки отправляют на Запад как целеуказание для введения персональных санкций. Эти доносы либералов-наводчиков часто продиктованы чем-то личным, да еще столь неряшливы, что описывается в них и то, чего не было. Запад их «хавает», а списки становятся одной из форм грязного шантажа и давления. И последнее. Теперь вот говорят, что я прошусь в Европу. Не в Европу я прошусь, а подал в суд, так как считаю, что мои права — человеческие и профессиональные — нарушаются. Подал в суд, так как считаю, что мой случай нельзя делать прецедентом, легализующим продолжение такой практики в отношении других журналистов.

— Страдаете без европейских каникул?

— В Европе я много работал, а в Скандинавии был и в долгосрочной командировке. В мае прошлого года мы с семьей летали в ЮАР, летом были в Крыму и в Архангельской области, зимой планируем побыть в Суздале, а весной — в Латинскую Америку. Мы практикуем познавательный туризм. Мир безбрежен.

— Гендиректором «России сегодня» вас ведь Путин назначил?

— Да, в декабре 2013-го — это был Указ президента России. В этом смысле я стопроцентно путинский. Не отказываюсь. И даже горжусь. За чуть более чем полтора года удалось многое реформировать, создать новые информационные продукты и современную систему иновещания. Понятно, что всё это силами компактного коллектива, но тем не менее флагманский ресурс «Россия сегодня» ria.ru — самый цитируемый в российских социальных сетях и самый цитируемый в российских СМИ. Мы лидируем также по количеству подписчиков на наши ресурсы и являемся самым цитируемым российским информационным агентством за рубежом. Большая заслуга в этом главного редактора МИА «Россия сегодня» Маргариты Симоньян, ее первого зама Сергея Кочеткова, руководителей редакционных подразделений и всей нашего журналистской команды. У нас здоровая атмосфера и высококомпетентные специалисты.

— И еще «Знание — сила»…

— Да, счастлив, что сохраняю возможность заниматься и своим любимым телевидением. Берете меня тепленьким, поскольку еще никому этого не рассказывал. Действительно, мы запускаем новый формат — это интеллектуальная викторина один на один. Когда обсуждали, у меня всплыло в голове и чеканное название «Знание — сила». Взяли его с рынка и получили на него права. Это неполитический игровой проект. Мне интересно, ведь в конце концов жизнь — больше политики. Так что до встречи на канале «Россия» уже в ближайшую субботу в 19.10. Играть буду на стороне зрителей.

Текст Ирина Ненашева

Фото предоставлено пресс-службой МИА «Россия сегодня»
Известия

Телефильм «Не верю!» об атаке проплаченных блогеров на непорочную Русскую православную церковь раскритиковали представители общественности и журналисты. Автор ленты (бывший сотрудник программы «Намедни» Леонида Парфенова) Борис Корчевников рассказал, зачем он снял этот фильм и кто является настоящим врагом РПЦ.

Корчевников утверждает, что настоящий враг РПЦ — не блогеры и не «организатор антирелигиозных выставок» Марат Гельман, а грех. Деятельность православных активистов, избивающих представителей сексуальных меньшинств, и питерского депутата Виталия Милонова, который инициировал закон о запрете пропаганды гомосексуализма в Петербурге, Корчевников поддержал. И отметил, что «обещанный евангельский апокалипсис неизбежен... здесь, на Земле, зло победит и уже побеждает».

День радио — не только профессиональный праздник.

На прошлой неделе по заданию редакции я отправилась на пресс-конференцию одного крупного оператора наружной рекламы, чтобы узнать мнение самих руководителей бизнеса о предмете гордости московского мэра - очистке города от "засилья рекламы". На самой конференции об этом говорилось вскользь, поэтому по ее окончании я попросила одного из докладчиков - директора компании по продажам рекламы в Москве - дать мне небольшое интервью. Неожиданно он согласился.

Спонтанное интервью - сама по себе вещь сейчас редкая. Но от этого тем более ценная - как раз заранее согласованных вопросов и обтекаемых, отрепетированных ответов, в которых все конфликтные места обходятся стороной, мне в этой истории хотелось избежать.